А вдруг это правда?
Часть 8 из 10 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Что ж, Ланселот, было приятно познакомиться, но мне нужно перехватить подругу. – Она ткнула большим пальцем в сторону Брайт. – Удачи в поисках Камелота.
Уходила она, качая головой. «Удачи в поисках Камелота?» Она явно разучилась обращаться с противоположным полом. А ведь когда-то у нее это отлично получалось. Но это было очень давно, еще до того, как начали появляться бумажные сердечки, до того, как ею завладел Арч.
До Брайт она добралась в самый последний момент, протянула к ней руку, чтобы не дать уйти. Брайт удивленно оглянулась, но тут же расслабилась, когда увидела, что это была всего лишь Дженси.
– О, Дженси! Эй! – воскликнула она, ее лицо расплылось в светлой улыбке, под стать имени. – Все в порядке? – спросила она.
Но затем улыбка померкла, взгляд устремился к бассейну; раздался свист, кто-то закричал, и все побежали в ту сторону.
Ланс
Он стоял, уставившись в воду, и думал про замечание красивой женщины о поисках Камелота; Ланс не чувствовал себя храбрым и галантным рыцарем, когда увидел маленького мальчика – замершую под водой темную фигурку. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы сообразить, что ребенок не дурачится, не пытается проверить, как долго сможет задерживать дыхание или разыграть друзей. Ланс нырнул в воду, не раздумывая, подчиняясь рефлексу, который, как оказалось, простирался дальше его собственных детей. Спеша добраться до мальчика, он думал о двух вещах: Что мне теперь делать? и где же, мать его, спасатель?
До ребенка он добрался за считаные секунды, но ему показалось, что прошло добрых полчаса. Широко раскрыв глаза, несмотря на то, что их жгло хлоркой, он подхватил мальчика на руки – в точности, как делал, когда его собственные дети засыпали перед телевизором и приходилось нести их в постель. Но этот ребенок не спал.
Вес мальчика (в голове у него мелькнули слова «мертвый груз», но он от них отмахнулся) обернулся сюрпризом, легкие уже начали гореть, когда он с ребенком рванулся к поверхности. На поверхности был воздух, была твердая земля, был, – конечно же! – кто-нибудь, кто умел делать искусственное дыхание. Он проклинал себя за то, что не потрудился этому научиться. Из-под воды он слышал гомон и шум, так люди реагировали на происходившее: свистел свисток, визжал ребенок, кричала женщина. Он разобрал, что кто-то кричит:
– Вызовите «Скорую»!
Он вынырнул на поверхность как раз в тот момент, когда рядом с ним материализовался спасатель со словами:
– Держу его, держу. – Спасатель говорил таким уверенным тоном, что Лансу захотелось спросить: «Да где же ты был, когда в тебе нуждались?»
Но спасатель умел делать искусственное дыхание, спасателей ведь такому учат. Наверное, он ждал этого момента всю свою карьеру спасателя, ждал, когда ему выпадет шанс разыграть из себя героя.
Ланс ослабил хватку, и ребенка забрали из его рук. Трое спасателей сбились в кучку на горячем бетоне, положили на него неподвижного ребенка и стали совершать какие-то манипуляции. Ланс отплыл в сторону и, обессиленный, оперся локтями о бортик, чтобы посмотреть, что происходит, и перевести дыхание. Глаза у него жгло, и он часто моргал. Он несколько раз с благодарностью втянул большой объем воздуха в легкие.
Пространство вокруг бассейна погрузилось в полную тишину. Люди вокруг застыли и смотрели на маленького мальчика, тишина была одновременно жутковатой и благоговейной. Кто-то выключил надоевшее радио, которое постоянно орало из динамиков на неприятной громкости. Ланс огляделся в поисках матери ребенка и никого не увидел. Маленькая девочка истерически рыдала. Он решил, что это сестра мальчика. Он увидел, как Зелл обняла ее за плечи, но девочка попыталась вырваться, тщетно пытаясь добраться до мальчика. Спасатели продолжали колдовать над мальчиком, тот все еще казался синюшным и не приходил в сознание. Впервые за очень долгое время Ланс взмолился:
– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, – услышал он собственный едва слышный шепот.
Внезапно он вспомнил о собственном сыне и огляделся вокруг, стараясь найти своих детей. Алек застыл на своем месте в очереди к трамплину для прыжков. Их глаза встретились, и Алек одарил его такой мимолетной улыбкой, что он не был уверен, что заметил ее, а затем поднял большой палец вверх, подтверждая, что его отец сделал что-то правильно, когда это было важнее всего. Но будет ли это считаться, если мальчик не выживет? Ланс подтянулся и выбрался на бортик, когда послышался приближающийся вой сирены. Он встретился глазами с красивой женщиной, и они обменялись мрачными взглядами.
После прибытия «Скорой» все ускорилось. С расстояния трудно было разобрать, что именно делают санитары. Ланс видел только, как взлетают руки и хмурятся лица. Очень быстро они зафиксировали шею мальчика, водрузили его на носилки и направились к машине «Скорой помощи». Старшая сестра мальчика, девочка, которая играла с Лайлой всего за несколько минут до происшествия, побежала за ними, выкрикивая его имя:
– Каттер! – А потом: – Мне нужно с ним!
Лайла и дочери Дженси изо всех сил старались ее успокоить, но она была безутешна, вырвалась и попыталась догнать машину «Скорой помощи», чтобы забраться внутрь.
Санитары, занимаясь мальчиком и как будто не замечая его бьющейся в истерике сестры, суетились, точно ее вообще тут не было. Один, очевидно, ощутил укол сочувствия, которого второй был вовсе лишен, и оглянулся.
– Мы сейчас увезем твоего брата в больницу, – сказал он. – Мы ему поможем.
Он сжал худенькое плечо девочки и поспешил за своими коллегами. Минуту спустя машина «Скорой помощи», ревя сиреной и вспыхивая мигалками, умчалась прочь. Стоявшие взрослые, внезапно объединенные случившимся, образовали неровный круг вокруг девочки, бормоча слова утешения и пытаясь решить, что делать дальше. Дети тоже сюда сбежались, широко раскрыв от испуга глаза, они притихли.
Зелл, всегда готовая помочь, растирала девочке спину, заверяя, что она сможет поехать в больницу, как только мальчику найдут палату. Она говорила «найдут палату» так, словно его везли в пансион с завтраком. Но ее ровный тон, казалось, успокоил всех собравшихся.
– Кому-то надо позвонить его матери, – сказала стоявшая рядом с Дженси женщина, ее голос дрогнул. Она подхватила своего маленького мальчика – и скорее прижимала его к себе, нежели держала на руках.
– Ты знаешь номер своей мамы, дорогая? – обратилась к девочке Зелл, потом громким шепотом спросила у Лайлы: – Так как ее зовут?
– Кейли. – Попытка Лайлы шептать громко, как на сцене, провалилась, и шепот прозвучал, скорее, как шипенье.
Девочка перестала плакать ровно настолько, чтобы бросить на нее взгляд «ага, запомнила», и кивнула. Зелл протянула ей телефон, и она набрала номер. Не успели на том конце ответить, как Зелл забрала у нее телефон.
– Но я хочу с ней поговорить! – закричала девочка, безуспешно пытаясь вырвать у Зелл трубку.
Зелл снова повернулась к девочке.
– Кейли, – сказала она мягко и одновременно твердо, учитывая, что у девочки истерика. – Ты поговоришь с мамой, как только я объясню ей ситуацию.
Она отошла на несколько шагов и повернулась спиной, чтобы поговорить с матерью мальчика, женщиной, которая в тот момент даже не подозревала, что с ее сыном только что произошло нечто ужасное. Ланс слышал голос Зелл, то, как она медленно и размеренно излагала новости почти деловым тоном.
Кейли опять зарыдала, повторяя одни и те же слова снова и снова:
– Она так разозлится на меня. Она велела мне следить за ним.
Ланс и Лайла посмотрели друг на друга, и Лайла беспомощно попыталась погладить голую спину девочки между лямками купальника, где горбиками проступали под кожей позвонки. Ланс накинул полотенце на плечи Кейли, которая обернулась посмотреть, кто это сделал. Она встретилась с ним взглядом.
– Это ты его спас? – спросила она. Ее глаза впились в него, взгляд выбил его из колеи.
Он кивнул и попытался слегка улыбнуться, но улыбка не получилась. Он хотел что-нибудь ей предложить, пообещать, что с ее братом все будет в порядке, но не мог этого гарантировать. У него не было привычки лгать детям, по крайней мере, не больше необходимого. В последнее время ему часто приходилось лгать собственным детям – он ни за что бы не поверил, что за всю родительскую карьеру придется столько лгать. Он делал это, чтобы они верили: в мире еще есть что-то хорошее. Конечно, это ложь. И только посмотрите, что произошло здесь, сегодня, в месте, которое должно быть отведено для счастья.
– Ты отвезешь меня к нему сейчас? – спросила Кейли.
Он поискал подходящие слова. Отправиться в больницу с детьми и этой девочкой в мокрых купальниках на поиски маленького мальчика, который может умереть, а может и не умереть, показалось на тот момент не самым благоразумным поступком. Но как же он может сказать «нет»?
Внезапно рядом с ним возникла Дженси. Бросив понимающий взгляд на Ланса, она присела на корточки и внимательно посмотрела на Кейли. Она говорила тем же уверенным, ровным тоном, что и Зелл. Наверное, это рефлекс всех матерей. Стоя так близко к Дженси, он уловил запах ее кожи. От нее пахло кремом для загара «Коппертоун» и солнцем. Он глубоко вдохнул, воображая, как ее запах проникает в него, наполняет его надсаженные легкие. Он обругал себя за то, что подумал об этом в такой момент.
– Кейли, милая, может, ты разрешишь, чтобы кто-то из нас отвез тебя домой и подождал, когда твоя мама позвонит и даст нам знать, что она считает нужным сделать? Каттер в надежных руках, и никто из нас там сейчас не нужен. – Она жестом указала на купальник девочки. – Может, тебе переодеться в сухое?
Кейли решительно покачала головой.
– Я хочу быть с Каттером!
Все трое – Дженси, женщина с маленьким мальчиком на руках и Ланс – беспомощно переглянулись. В этот момент вернулась Зелл и протянула телефон Кейли.
– Твоя мама хочет с тобой поговорить, – сказала она.
– Она очень злится? – севшим голосом спросила Кейли.
– Она расстроена, милая. Но она на тебя не сердится. – Зелл похлопала ее по плечу.
Отойдя на несколько шагов, она жестом позвала за собой остальных. Ланс повиновался, как и обе женщины.
– Мать вне себя, – тихонько сказала Зелл. – Подумать только, услышать такое в разгар рабочего дня. Сомневаюсь, что она вообще поняла то, о чем я ей говорила. Она просто разрыдалась, а после от нее вообще не было никакого толку. Я сказала ей, что буду рада забрать Кейли к себе, пока мы не решим, что делать. – Она посмотрела в три пары глаз, которые наблюдали за ней в поисках подтверждения.
За неимением лучших идей все трое тупо кивнули. Ничего подобного протокол или этикет не предусматривал.
Зелл дважды кивнула.
– Ладно. Так мы и поступим.
Ланс понятия не имел, как чужие друг другу люди вдруг превратились в «мы». Зелл была его ближайшей соседкой, которая с начала лета каким-то образом сделалась для него незаменимой. С одной женщиной он познакомился только сегодня, а с другой – за пять секунд до того, как увидел мальчика в бассейне, и до сих пор не знал ее имени. Он взглянул на Кейли, сгорбившуюся в белом пластиковом кресле, ее тело почти свернулось в клубок вокруг телефона, и подумал о том, как ее брат висел у него на руках. Что-то ужасное произошло в их мирке, и они оказались свидетелями, объединенными одной травмой.
– Так, ладно, – заговорил он. – Зелл заберет Кейли к себе. Я живу по соседству, поэтому Алек и Лайла смогут забежать ее проведать или я смогу ответить на любые вопросы, которые у нее могут возникнуть… что угодно. И мы будем просто ждать новостей от матери и действовать по ситуации.
– Неплохой план. – Голос Зелл был далеко не таким энергичным и бодрым, как обычно.
Она пошла за Кейли. Ланс услышал, как она говорит успокаивающим тоном:
– Твоей маме нужно сейчас ехать в больницу, милая. Ей нужно перестать разговаривать, положить трубку, чтобы не попасть в аварию на дороге, правда?
Он оглядел бассейн, в котором теперь было пусто и ничто не нарушало мирную гладь воды. Спасатели впали в панику, звонили начальству и заполняли бланки, совершенно позабыв, что кругом еще кто-то есть. Музыка по-прежнему была выключена, люди расходились. Их собственные дети, сбившись в сторонке кучкой, говорили приглушенными голосами, стараясь осмыслить случившееся без помощи взрослых. Вероятно, они думали, что мальчик мертв. Сам Ланс не мог бы утверждать наверняка, что это не так.
Он оглянулся на Дженси и ее подругу.
– Это Ланс, – сказала подруге Дженси. – Сегодня он стал героем. – Она одарила его улыбкой, искренней, но мимолетной. Он затосковал по ней, как только она исчезла.
Кейли
Когда заносчивая девчонка заговорила со мной, я решила, что она приняла меня за кого-то другого. Она улыбнулась мне, я оглянулась через плечо, чтобы поглядеть, на кого она смотрит. Знаю, я выглядела шокированной, когда поняла, что она обращается ко мне. Мы с Каттером приходили к бассейну почти целый месяц, много раз играли в воде на расстоянии каких-то футов друг от друга и не раз стояли рядом в очереди к трамплину. Но она ни разу не подавала виду, что знает о моем существовании. Поэтому я держалась рядом с Каттером, присматривала за ним, как мне и полагалось, и притворялась, что не замечаю, что девочкам моего возраста совсем не хочется со мной заговаривать.
Что в тот день изменилось? Я не знаю. Я оказалась в нужном месте в нужное время или в неправильном месте в неправильное время? Сначала было по-одному, потом – по-другому. Все поменялось, как если бы вот сейчас в небе солнце, а потом вдруг – луна, и не понимаешь, как это произошло. Почему она решила обратить на меня внимание и почему я должна была ей ответить? Если бы я проигнорировала ее, все могло бы пойти иначе. Но я ответила. Она спросила, как меня зовут. Я назвалась. Она сказала, как ее зовут (я знала: уже сто раз слышала, как ее сестра выкрикивала имя), и мы начали играть в «переплыви бассейн». Все, что произошло после, оказалось необратимым. Оно просто случилось.
Однажды, когда у мамы не было ни работы, ни бойфренда, она отправила нас к своей тете Руби, которая жила на ферме за городом. Мы пробыли там долго, хотя мама заверяла нас, что это было не так уж долго. Сомневаюсь, что это правда, да и неважно. А важно то, что, пока мы были там, я увидела две вещи, которые никогда не забуду: рождение теленка, а затем, через несколько дней, этот теленок умер. Я до сих пор помню, как мы нашли его, холодного и застывшего, в углу стойла. Тетя Руби не знала, что случилось с теленком. Она сказала, что иногда существа просто недостаточно сильны, чтобы выжить в этом мире.
Стоя у бассейна в окружении чужих людей, которые пристально на меня смотрели, я думала об этом теленке и о том, как Каттер в отчаянии плещется – как бывало каждый раз, когда он заходил в воду. Он тоже недостаточно силен. Но я должна была быть сильной за него. Я думала, сколько раз проявляла жестокость по отношению к нему, игнорировала его, говорила ему ужасные вещи. Я надеялась, что он знает, что я ничего такого не имела в виду. Я почувствовала, как слезы катятся по моему лицу, и даже не потрудилась их вытереть. Мне было все равно, что чужие люди увидят, как я плачу.
Взрослые устроили небольшое собрание и решили, что я должна поехать в дом к пожилой женщине, которая всегда приводила в бассейн Алека и Лайлу. А еще она всегда привозила с собой вкусные снеки, поэтому я решила, что не так уж ужасно к ней поехать, даже если она была незнакомкой, а мама сказала мне никогда не ходить с чужими людьми. Мама также велела мне все время присматривать за Каттером, но я этого не сделала, так что, возможно, я заслужила то, что может случиться со мной в чужом доме.
Но когда мы туда добрались, ничего страшного не произошло. Пожилая женщина, которая велела мне называть ее Зелл, налила мне в ярко-бирюзовую металлическую кружку кока-колы, ставшей такой же холодной, как лед, который она туда положила. У меня так сдавило горло, что я не смогла проглотить кока-колу, поэтому просто держала чашку в руке, пока у меня рука не замерзла, затем поставила ее на кофейный столик и стала смотреть, как конденсат собирается каплями и стекает по стенке кружки; после этого пожилая женщина – Зелл – пошла искать подставку.
У нее был хороший дом. Уютный. Такие дома показывают по телевизору. И Зелл тоже была словно из телевизора, из какой-нибудь мыльной оперы, где играла толстую соседку – добрую, но малость надоедливую, такую, которую просто приходится любить, потому что намерения у нее добрые. Она пристально смотрела на меня, пока я вежливо сделала глоток кока-колы, и я про себя сказала: «Она хочет как лучше, намерения у нее добрые». Она ведь привезла меня в свой дом, так? Она взяла меня к себе, когда никто ее об этом не просил. Все они могли бы оставить меня там вопить и рыдать, могли бы понадеяться, что рано или поздно я возьму себя в руки и доберусь домой.
Уходила она, качая головой. «Удачи в поисках Камелота?» Она явно разучилась обращаться с противоположным полом. А ведь когда-то у нее это отлично получалось. Но это было очень давно, еще до того, как начали появляться бумажные сердечки, до того, как ею завладел Арч.
До Брайт она добралась в самый последний момент, протянула к ней руку, чтобы не дать уйти. Брайт удивленно оглянулась, но тут же расслабилась, когда увидела, что это была всего лишь Дженси.
– О, Дженси! Эй! – воскликнула она, ее лицо расплылось в светлой улыбке, под стать имени. – Все в порядке? – спросила она.
Но затем улыбка померкла, взгляд устремился к бассейну; раздался свист, кто-то закричал, и все побежали в ту сторону.
Ланс
Он стоял, уставившись в воду, и думал про замечание красивой женщины о поисках Камелота; Ланс не чувствовал себя храбрым и галантным рыцарем, когда увидел маленького мальчика – замершую под водой темную фигурку. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы сообразить, что ребенок не дурачится, не пытается проверить, как долго сможет задерживать дыхание или разыграть друзей. Ланс нырнул в воду, не раздумывая, подчиняясь рефлексу, который, как оказалось, простирался дальше его собственных детей. Спеша добраться до мальчика, он думал о двух вещах: Что мне теперь делать? и где же, мать его, спасатель?
До ребенка он добрался за считаные секунды, но ему показалось, что прошло добрых полчаса. Широко раскрыв глаза, несмотря на то, что их жгло хлоркой, он подхватил мальчика на руки – в точности, как делал, когда его собственные дети засыпали перед телевизором и приходилось нести их в постель. Но этот ребенок не спал.
Вес мальчика (в голове у него мелькнули слова «мертвый груз», но он от них отмахнулся) обернулся сюрпризом, легкие уже начали гореть, когда он с ребенком рванулся к поверхности. На поверхности был воздух, была твердая земля, был, – конечно же! – кто-нибудь, кто умел делать искусственное дыхание. Он проклинал себя за то, что не потрудился этому научиться. Из-под воды он слышал гомон и шум, так люди реагировали на происходившее: свистел свисток, визжал ребенок, кричала женщина. Он разобрал, что кто-то кричит:
– Вызовите «Скорую»!
Он вынырнул на поверхность как раз в тот момент, когда рядом с ним материализовался спасатель со словами:
– Держу его, держу. – Спасатель говорил таким уверенным тоном, что Лансу захотелось спросить: «Да где же ты был, когда в тебе нуждались?»
Но спасатель умел делать искусственное дыхание, спасателей ведь такому учат. Наверное, он ждал этого момента всю свою карьеру спасателя, ждал, когда ему выпадет шанс разыграть из себя героя.
Ланс ослабил хватку, и ребенка забрали из его рук. Трое спасателей сбились в кучку на горячем бетоне, положили на него неподвижного ребенка и стали совершать какие-то манипуляции. Ланс отплыл в сторону и, обессиленный, оперся локтями о бортик, чтобы посмотреть, что происходит, и перевести дыхание. Глаза у него жгло, и он часто моргал. Он несколько раз с благодарностью втянул большой объем воздуха в легкие.
Пространство вокруг бассейна погрузилось в полную тишину. Люди вокруг застыли и смотрели на маленького мальчика, тишина была одновременно жутковатой и благоговейной. Кто-то выключил надоевшее радио, которое постоянно орало из динамиков на неприятной громкости. Ланс огляделся в поисках матери ребенка и никого не увидел. Маленькая девочка истерически рыдала. Он решил, что это сестра мальчика. Он увидел, как Зелл обняла ее за плечи, но девочка попыталась вырваться, тщетно пытаясь добраться до мальчика. Спасатели продолжали колдовать над мальчиком, тот все еще казался синюшным и не приходил в сознание. Впервые за очень долгое время Ланс взмолился:
– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, – услышал он собственный едва слышный шепот.
Внезапно он вспомнил о собственном сыне и огляделся вокруг, стараясь найти своих детей. Алек застыл на своем месте в очереди к трамплину для прыжков. Их глаза встретились, и Алек одарил его такой мимолетной улыбкой, что он не был уверен, что заметил ее, а затем поднял большой палец вверх, подтверждая, что его отец сделал что-то правильно, когда это было важнее всего. Но будет ли это считаться, если мальчик не выживет? Ланс подтянулся и выбрался на бортик, когда послышался приближающийся вой сирены. Он встретился глазами с красивой женщиной, и они обменялись мрачными взглядами.
После прибытия «Скорой» все ускорилось. С расстояния трудно было разобрать, что именно делают санитары. Ланс видел только, как взлетают руки и хмурятся лица. Очень быстро они зафиксировали шею мальчика, водрузили его на носилки и направились к машине «Скорой помощи». Старшая сестра мальчика, девочка, которая играла с Лайлой всего за несколько минут до происшествия, побежала за ними, выкрикивая его имя:
– Каттер! – А потом: – Мне нужно с ним!
Лайла и дочери Дженси изо всех сил старались ее успокоить, но она была безутешна, вырвалась и попыталась догнать машину «Скорой помощи», чтобы забраться внутрь.
Санитары, занимаясь мальчиком и как будто не замечая его бьющейся в истерике сестры, суетились, точно ее вообще тут не было. Один, очевидно, ощутил укол сочувствия, которого второй был вовсе лишен, и оглянулся.
– Мы сейчас увезем твоего брата в больницу, – сказал он. – Мы ему поможем.
Он сжал худенькое плечо девочки и поспешил за своими коллегами. Минуту спустя машина «Скорой помощи», ревя сиреной и вспыхивая мигалками, умчалась прочь. Стоявшие взрослые, внезапно объединенные случившимся, образовали неровный круг вокруг девочки, бормоча слова утешения и пытаясь решить, что делать дальше. Дети тоже сюда сбежались, широко раскрыв от испуга глаза, они притихли.
Зелл, всегда готовая помочь, растирала девочке спину, заверяя, что она сможет поехать в больницу, как только мальчику найдут палату. Она говорила «найдут палату» так, словно его везли в пансион с завтраком. Но ее ровный тон, казалось, успокоил всех собравшихся.
– Кому-то надо позвонить его матери, – сказала стоявшая рядом с Дженси женщина, ее голос дрогнул. Она подхватила своего маленького мальчика – и скорее прижимала его к себе, нежели держала на руках.
– Ты знаешь номер своей мамы, дорогая? – обратилась к девочке Зелл, потом громким шепотом спросила у Лайлы: – Так как ее зовут?
– Кейли. – Попытка Лайлы шептать громко, как на сцене, провалилась, и шепот прозвучал, скорее, как шипенье.
Девочка перестала плакать ровно настолько, чтобы бросить на нее взгляд «ага, запомнила», и кивнула. Зелл протянула ей телефон, и она набрала номер. Не успели на том конце ответить, как Зелл забрала у нее телефон.
– Но я хочу с ней поговорить! – закричала девочка, безуспешно пытаясь вырвать у Зелл трубку.
Зелл снова повернулась к девочке.
– Кейли, – сказала она мягко и одновременно твердо, учитывая, что у девочки истерика. – Ты поговоришь с мамой, как только я объясню ей ситуацию.
Она отошла на несколько шагов и повернулась спиной, чтобы поговорить с матерью мальчика, женщиной, которая в тот момент даже не подозревала, что с ее сыном только что произошло нечто ужасное. Ланс слышал голос Зелл, то, как она медленно и размеренно излагала новости почти деловым тоном.
Кейли опять зарыдала, повторяя одни и те же слова снова и снова:
– Она так разозлится на меня. Она велела мне следить за ним.
Ланс и Лайла посмотрели друг на друга, и Лайла беспомощно попыталась погладить голую спину девочки между лямками купальника, где горбиками проступали под кожей позвонки. Ланс накинул полотенце на плечи Кейли, которая обернулась посмотреть, кто это сделал. Она встретилась с ним взглядом.
– Это ты его спас? – спросила она. Ее глаза впились в него, взгляд выбил его из колеи.
Он кивнул и попытался слегка улыбнуться, но улыбка не получилась. Он хотел что-нибудь ей предложить, пообещать, что с ее братом все будет в порядке, но не мог этого гарантировать. У него не было привычки лгать детям, по крайней мере, не больше необходимого. В последнее время ему часто приходилось лгать собственным детям – он ни за что бы не поверил, что за всю родительскую карьеру придется столько лгать. Он делал это, чтобы они верили: в мире еще есть что-то хорошее. Конечно, это ложь. И только посмотрите, что произошло здесь, сегодня, в месте, которое должно быть отведено для счастья.
– Ты отвезешь меня к нему сейчас? – спросила Кейли.
Он поискал подходящие слова. Отправиться в больницу с детьми и этой девочкой в мокрых купальниках на поиски маленького мальчика, который может умереть, а может и не умереть, показалось на тот момент не самым благоразумным поступком. Но как же он может сказать «нет»?
Внезапно рядом с ним возникла Дженси. Бросив понимающий взгляд на Ланса, она присела на корточки и внимательно посмотрела на Кейли. Она говорила тем же уверенным, ровным тоном, что и Зелл. Наверное, это рефлекс всех матерей. Стоя так близко к Дженси, он уловил запах ее кожи. От нее пахло кремом для загара «Коппертоун» и солнцем. Он глубоко вдохнул, воображая, как ее запах проникает в него, наполняет его надсаженные легкие. Он обругал себя за то, что подумал об этом в такой момент.
– Кейли, милая, может, ты разрешишь, чтобы кто-то из нас отвез тебя домой и подождал, когда твоя мама позвонит и даст нам знать, что она считает нужным сделать? Каттер в надежных руках, и никто из нас там сейчас не нужен. – Она жестом указала на купальник девочки. – Может, тебе переодеться в сухое?
Кейли решительно покачала головой.
– Я хочу быть с Каттером!
Все трое – Дженси, женщина с маленьким мальчиком на руках и Ланс – беспомощно переглянулись. В этот момент вернулась Зелл и протянула телефон Кейли.
– Твоя мама хочет с тобой поговорить, – сказала она.
– Она очень злится? – севшим голосом спросила Кейли.
– Она расстроена, милая. Но она на тебя не сердится. – Зелл похлопала ее по плечу.
Отойдя на несколько шагов, она жестом позвала за собой остальных. Ланс повиновался, как и обе женщины.
– Мать вне себя, – тихонько сказала Зелл. – Подумать только, услышать такое в разгар рабочего дня. Сомневаюсь, что она вообще поняла то, о чем я ей говорила. Она просто разрыдалась, а после от нее вообще не было никакого толку. Я сказала ей, что буду рада забрать Кейли к себе, пока мы не решим, что делать. – Она посмотрела в три пары глаз, которые наблюдали за ней в поисках подтверждения.
За неимением лучших идей все трое тупо кивнули. Ничего подобного протокол или этикет не предусматривал.
Зелл дважды кивнула.
– Ладно. Так мы и поступим.
Ланс понятия не имел, как чужие друг другу люди вдруг превратились в «мы». Зелл была его ближайшей соседкой, которая с начала лета каким-то образом сделалась для него незаменимой. С одной женщиной он познакомился только сегодня, а с другой – за пять секунд до того, как увидел мальчика в бассейне, и до сих пор не знал ее имени. Он взглянул на Кейли, сгорбившуюся в белом пластиковом кресле, ее тело почти свернулось в клубок вокруг телефона, и подумал о том, как ее брат висел у него на руках. Что-то ужасное произошло в их мирке, и они оказались свидетелями, объединенными одной травмой.
– Так, ладно, – заговорил он. – Зелл заберет Кейли к себе. Я живу по соседству, поэтому Алек и Лайла смогут забежать ее проведать или я смогу ответить на любые вопросы, которые у нее могут возникнуть… что угодно. И мы будем просто ждать новостей от матери и действовать по ситуации.
– Неплохой план. – Голос Зелл был далеко не таким энергичным и бодрым, как обычно.
Она пошла за Кейли. Ланс услышал, как она говорит успокаивающим тоном:
– Твоей маме нужно сейчас ехать в больницу, милая. Ей нужно перестать разговаривать, положить трубку, чтобы не попасть в аварию на дороге, правда?
Он оглядел бассейн, в котором теперь было пусто и ничто не нарушало мирную гладь воды. Спасатели впали в панику, звонили начальству и заполняли бланки, совершенно позабыв, что кругом еще кто-то есть. Музыка по-прежнему была выключена, люди расходились. Их собственные дети, сбившись в сторонке кучкой, говорили приглушенными голосами, стараясь осмыслить случившееся без помощи взрослых. Вероятно, они думали, что мальчик мертв. Сам Ланс не мог бы утверждать наверняка, что это не так.
Он оглянулся на Дженси и ее подругу.
– Это Ланс, – сказала подруге Дженси. – Сегодня он стал героем. – Она одарила его улыбкой, искренней, но мимолетной. Он затосковал по ней, как только она исчезла.
Кейли
Когда заносчивая девчонка заговорила со мной, я решила, что она приняла меня за кого-то другого. Она улыбнулась мне, я оглянулась через плечо, чтобы поглядеть, на кого она смотрит. Знаю, я выглядела шокированной, когда поняла, что она обращается ко мне. Мы с Каттером приходили к бассейну почти целый месяц, много раз играли в воде на расстоянии каких-то футов друг от друга и не раз стояли рядом в очереди к трамплину. Но она ни разу не подавала виду, что знает о моем существовании. Поэтому я держалась рядом с Каттером, присматривала за ним, как мне и полагалось, и притворялась, что не замечаю, что девочкам моего возраста совсем не хочется со мной заговаривать.
Что в тот день изменилось? Я не знаю. Я оказалась в нужном месте в нужное время или в неправильном месте в неправильное время? Сначала было по-одному, потом – по-другому. Все поменялось, как если бы вот сейчас в небе солнце, а потом вдруг – луна, и не понимаешь, как это произошло. Почему она решила обратить на меня внимание и почему я должна была ей ответить? Если бы я проигнорировала ее, все могло бы пойти иначе. Но я ответила. Она спросила, как меня зовут. Я назвалась. Она сказала, как ее зовут (я знала: уже сто раз слышала, как ее сестра выкрикивала имя), и мы начали играть в «переплыви бассейн». Все, что произошло после, оказалось необратимым. Оно просто случилось.
Однажды, когда у мамы не было ни работы, ни бойфренда, она отправила нас к своей тете Руби, которая жила на ферме за городом. Мы пробыли там долго, хотя мама заверяла нас, что это было не так уж долго. Сомневаюсь, что это правда, да и неважно. А важно то, что, пока мы были там, я увидела две вещи, которые никогда не забуду: рождение теленка, а затем, через несколько дней, этот теленок умер. Я до сих пор помню, как мы нашли его, холодного и застывшего, в углу стойла. Тетя Руби не знала, что случилось с теленком. Она сказала, что иногда существа просто недостаточно сильны, чтобы выжить в этом мире.
Стоя у бассейна в окружении чужих людей, которые пристально на меня смотрели, я думала об этом теленке и о том, как Каттер в отчаянии плещется – как бывало каждый раз, когда он заходил в воду. Он тоже недостаточно силен. Но я должна была быть сильной за него. Я думала, сколько раз проявляла жестокость по отношению к нему, игнорировала его, говорила ему ужасные вещи. Я надеялась, что он знает, что я ничего такого не имела в виду. Я почувствовала, как слезы катятся по моему лицу, и даже не потрудилась их вытереть. Мне было все равно, что чужие люди увидят, как я плачу.
Взрослые устроили небольшое собрание и решили, что я должна поехать в дом к пожилой женщине, которая всегда приводила в бассейн Алека и Лайлу. А еще она всегда привозила с собой вкусные снеки, поэтому я решила, что не так уж ужасно к ней поехать, даже если она была незнакомкой, а мама сказала мне никогда не ходить с чужими людьми. Мама также велела мне все время присматривать за Каттером, но я этого не сделала, так что, возможно, я заслужила то, что может случиться со мной в чужом доме.
Но когда мы туда добрались, ничего страшного не произошло. Пожилая женщина, которая велела мне называть ее Зелл, налила мне в ярко-бирюзовую металлическую кружку кока-колы, ставшей такой же холодной, как лед, который она туда положила. У меня так сдавило горло, что я не смогла проглотить кока-колу, поэтому просто держала чашку в руке, пока у меня рука не замерзла, затем поставила ее на кофейный столик и стала смотреть, как конденсат собирается каплями и стекает по стенке кружки; после этого пожилая женщина – Зелл – пошла искать подставку.
У нее был хороший дом. Уютный. Такие дома показывают по телевизору. И Зелл тоже была словно из телевизора, из какой-нибудь мыльной оперы, где играла толстую соседку – добрую, но малость надоедливую, такую, которую просто приходится любить, потому что намерения у нее добрые. Она пристально смотрела на меня, пока я вежливо сделала глоток кока-колы, и я про себя сказала: «Она хочет как лучше, намерения у нее добрые». Она ведь привезла меня в свой дом, так? Она взяла меня к себе, когда никто ее об этом не просил. Все они могли бы оставить меня там вопить и рыдать, могли бы понадеяться, что рано или поздно я возьму себя в руки и доберусь домой.