537 дней без страховки. Как я бросил все и уехал колесить по миру
Часть 7 из 18 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Только смелым
Покоряются моря»![4]
За эти несколько часов, пока я выезжал из города, я не переставал петь эту песню. В тот вечер я, наверное, похудел на несколько килограммов, и только оказавшись на загородной проселочной дороге, я расправил плечи, выдохнул и переключил на вторую передачу.
Просто Вьетнам Остров обезьян
Часть первая
Колючий ветер треплет за щеки. Солнце в зените и неустанно греет, бросая блики на боковые зеркала мотоцикла. Из-под колес слышен хруст камней и веток. Я плавно переключаю передачу и, набирая скорость, несусь сквозь ярко-зеленые джунгли на юг Вьетнама. Остановившись в маленькой деревеньке, я купил бананы у вьетнамца в бамбуковой шляпе и, облокотившись на мотоцикл, начал с аппетитом их поедать. Я взглянул на часы, которые четко показывали полдень, 23 ноября 2017 года, и означало это, что я уже 133 дня находился в путешествии вокруг света.
Из Ханоя мы с Лехой Караваевым домчали на мотоциклах и паромах до островов Кат Ба, которые славились тем, что один из них был населен дикими обезьянами. Решив сэкономить на лодке, мы арендовали каяк и поплыли на Monkey Island. За три часа неразборчивой гребли мы добрались до острова, который на первый взгляд ничем не отличался от сотен других островов, но спустя несколько минут мы поняли, что здесь надо держать ухо востро. Обезьяны появлялись из ниоткуда, словно невидимки, растворяясь в пространстве, а затем прыгали на нас как в фильмах ужасов. И это не такие обезьянки, с которыми можно сфотографироваться за 100 рублей где-нибудь в центре вашего города. Это наглые, агрессивные, беспринципные существа. Если на секунду потерять бдительность, то можно остаться без телефона, очков и фотоаппарата. Пока мы забирались на вершину острова с целью сделать эпичные фотокарточки, целая банда зубастых хищников перерыла наш каяк. Так как ценные вещи мы забрали с собой, то были украдены бутылка фанты и мои трусы.
Сидя на каяке и разглядывая сочные фотографии с острова, мы заприметили темные тучи на горизонте и поняли, что до наступления темноты осталось два часа, а плыть минимум три. Значит, пора выдвигаться. Сначала мы показывали академическую греблю в лучших оксфордских традициях, но потом резко усилился ветер и поднялись волны. Веселья поубавилось. В старый неповоротливый каяк постоянно заливалась вода, и нам совсем не хотелось барахтаться во вьетнамских морях. Очертания островов и горизонта пропадали в вечерней темноте. Два раза волны настолько сильно ударяли о борт, что мы чуть не перевернулись. Стараясь не думать о худшем, мы разговаривали на отвлеченные темы, в частности про жареную картошку с грибами и луком и про русских девушек. Это мотивировало нас грести быстрее. И через два с половиной часа, в кромешной темноте, мы причалили к берегу. Ни жареной картошки, ни русских девушек на берегу не оказалось. Только одинокий человек, стоящий на голове. Йог, наверное. В тот день мы преодолели около пятидесяти километров по воде, забрались на вершину острова обезьян и даже остались при кошельках и телефонах. Разве что я лишился трусов. Капустное поле
Часть вторая
Я доедал бананы где-то в центре Вьетнама и вспоминал эти похождения. С Лехой Караваевым после острова обезьян мы распрощались. Я пожал огромную ладонь этого доброго, открытого парня с большими глазами, запрыгнул на мотоцикл и поехал на юг, а он остался в столице Вьетнама. У меня не было никаких планов. Я наслаждался свободой.
Я выбросил шкурки от бананов далеко за обочину, закурил сигарету и смотрел на пыльную дорогу, поросшую папоротником. Впереди виднелось рисовое поле, затопленное водой, по которому безустанно перемещались широкие шляпы вьетнамцев. Пора ехать. Я завел двигатель, поправил рюкзак и палатку, примотанные к багажнику, надел солнцезащитные очки и двинулся в путь. Я продвигался по Вьетнаму, наблюдая и впитывая жизнь. Мотоцикл дал желанную свободу. Я ни от кого не зависел, никого не ждал, сам выбирая, когда и куда поеду. Дорожная пыль и загар основательно покрыли лицо. Руки пропахли бензином и машинным маслом. Я ночевал в полях недалеко от дороги, кинематографично паркуя мотоцикл у палатки.
Однажды, в кромешной темноте ночи, я поставил палатку в поле недалеко от дороги, а утром в самое сонное время, часов в пять, около палатки раздался шум и кто-то начал стучать по тенту. Я был крайне раздосадован и открыл палатку, намереваясь схватить за шиворот любого, кто бы там ни был, потому что будить путешественника в такое время – это попросту незаконно. Я наткнулся на двух вьетнамцев. Они были ростом мне по плечо и держались друг за друга, чтобы не упасть. Пьяные в хлам, два персонажа размахивали руками и что-то выкрикивали, обнажая пустоты во рту, где по обыкновению находятся зубы. Оказалось, что я поставил палатку посреди поля с капустой. Я извинился и сделал вид, что складываю палатку, а один из них одернул меня, показывая на свой значок. Значок был красного цвета, напоминал коммунистические гравюры советского времени и говорил о том, что вьетнамец являлся председателем колхоза. Или что-то типа того.
Они уселись прямо на землю у палатки и вытащили бутылку с прозрачной жидкостью. Узнав, что я из России, мой статус в компании сразу вырос до одного уровня с председателем. Закусывая липким рисом, мы пили вьетнамскую водку посреди капустного поля, воспевая оды коммунизму и президенту России. Этот разговор носил очень поверхностный характер, потому что поговорить о более глубоких темах было невозможно из-за незнания языка. Приходилось пить и смеяться. Прикончив бутылку, мы отправились в деревню, где засели в местной забегаловке, изрядно всполошив округу. Заведение только открылось, и хозяйка настороженно взглянула на посетителей. Взрослые жители с опаской озирались, а местная детвора с любопытством заглядывала в кафе.
Вьетнамцы заказали еды и выпивки. Мы продолжали на пальцах обсуждать банальные темы политики, женщин и футбол. Один из вьетнамцев постоянно спрашивал про русских девушек. Хозяйка кафе, женщина лет сорока, продолжая поглядывать на нас подозрительно, принесла мясо, соусы и большие листья салата. Мои новые друзья показали мне, как они заворачивают куски мяса в листья и опускают в соусы, а потом в рот. Я проделал ту же операцию, закрутив с голодухи что-то наподобие огромной шаурмы. Откусывая и почти не пережевывая куски, которые падали на дно пустого желудка, я только к середине трапезы почувствовал, что мясо странного вкуса. Я рассматривал кусочки, принюхивался к ним, пытаясь понять, что это за мясо и, простите, кого мы вообще едим. Загрузив несколько фотографий, я направился к хозяйке и, тыча пальцем в телефон, спросил у нее, демонстрируя картинки.
– Pork?
– No.
– Cow?
– No.
– Chicken?
– No, no…
В моей голове пульсировала мысль, которую я отгонял все это время. Оставалось не так много вариантов, и, осознав окончательно, в какой стране я нахожусь, я показал фотографию собаки и спросил:
– Dog?
– Yes! Dog!
Она не договорила, а я уже ринулся в туалет. Мать вашу! Я вообще не собирался! Я и мясо почти не ем! На удивление, меня не стошнило и я просто стоял в туалете, прислонившись щекой к холодному кафелю. И все-таки как же противно! Выворачивает изнутри, а все равно не тошнит! Лучше бы стошнило и я смог бы выкинуть из себя этот кусок. Почему не возникает такого ощущения после курицы, свинины или говядины? Только потому, что у нас в стране так принято и мы с детства загружаем в себя этих представителей фауны? А у них принято так. Принято есть собак, и сто лет назад они их ели, и, может быть, двести лет назад. Чем собака отличается от коровы или курицы? Живое существо с глазами, сердцем, кровью, мозгом. Избитый вопрос, но наша прошивка продолжает его игнорировать, а организм продолжает потреблять привычное мясо. И дело не в вегетарианстве, а в том, что в разных странах в людях заложен культурный код. Мы прошиты с детства, и избавиться от кода крайне сложно. Избавиться на уровне рефлексов, поведенческих факторов, психосоматических реакций. Я не уверен, возможно ли это – избавиться от кода.
Вернувшись за стол, я отодвинул тарелку с тем, что называл едой, и хлопнул полный стакан водки, чем еще больше поднял боевой дух компании. Один из вьетнамцев предложил пойти к нему домой и продолжить пиршество. Я не увидел в этом предложении ничего странного, но увидел эмоции хозяйки кафе, которая резко изменилась в лице. Так вышло, что два вьетнамца сидели лицом ко мне и спиной к женщине за прилавком, которая показывала мне жесты, означающие, что идти к ним нельзя ни при каких обстоятельствах. Я не очень понимал, что она хочет, и потом увидел, что она начала набирать что-то на телефоне. Я встал из-за стола, направился к холодильнику с напитками и выбрав один, незаметно подошел к хозяйке, которая сунула мне телефон под нос. В переводчике я отчетливо увидел только одно слово – «гомосексуализм».
Я отпрянул от стойки, вернулся за стол и с усмешкой глянул на двух щуплых вьетнамцев, глаза которых уже окончательно окосели. Что за день такой?! Напоили меня, накормили собакой, а теперь какой у них план? Вот черти, подумал я, улыбаясь во весь рот, все равно бы не справились со мной. Озвучив двум новым друзьям, что я пойду соберу палатку и вернусь, я улизнул из кафе и быстрым, как мне тогда казалось, шагом направился к мотоциклу. На самом деле я шел моряцкой походкой, шатаясь из стороны в сторону и надеясь, что за мной не увяжется шаловливый председатель колхоза. Я собрал палатку и рюкзак и засунул в него одну капусту с поля. Завел мотоцикл, закурил наспех сигарету и рванул подальше от деревни. Вдалеке виднелись две фигурки вьетнамцев, стоявших около кафе, а я кричал им на прощание.
– Не возьмете, суки! Ахахахаха! – орал и смеялся я, как дикарь, пьяный и необузданный. Меня на части разрывали эмоции и спиртные напитки. Так начался мой очередной день во Вьетнаме. А капуста оказалась на редкость неплохая. В тот день я ей прекрасно отобедал.
Мотоцикл по кличке Рокки Механик Кьенг Манх
Часть первая
Я мчал по Вьетнаму, а лучшими моими друзьями были ветер и мотоцикл. Мое единение с железной машиной произошло не сразу. Мы долго привыкали и притирались друг к другу. Я перестал считать, сколько раз ремонтировал мотоцикл: первой сломалась ручка тормоза, потом передняя вилка и цепь, а после и вовсе механики разбирали двигатель. Многие путешественники дают имена своим мотоциклам. Мне на ум приходило только одно имя – Адольф, потому что мотоцикл замучил меня и остальное человечество на моем пути. Я опубликовал пост с просьбой помочь подобрать имя железному сорванцу. Было много интересных предложений, но мне понравился вариант моей мамы. Она предложила назвать его Рокки, как боксера, который никогда не сдавался. У тебя тоже сейчас заиграла музыка из одноименного кинофильма? Если нет, то вот она: «Bill Conti – Gonna Fly Now».
Это звучит странно, но я понял, что не имеет никакого смысла злиться на себя или на мотоцикл из-за поломок, потому что в этих моментах и есть жизнь. В них путешествие, погружение вглубь себя. Зачем переживать из-за того, что рано или поздно разрешится? Это механическое чудовище нужно принять как какого-нибудь странного друга, который, несмотря на необычные поступки, все равно останется навсегда твоим корешем.
Я сидел во вьетнамской забегаловке, поедая рис с овощами вприкуску с красным перцем чили. Я перестал есть мясо после того, как случайно попробовал собаку, а острым перцем старался заглушить местную атмосферу заведений. Самые дешевые места во Вьетнаме, в которых мне доводилось трапезничать, представляли собой если не самый край антисанитарии, то близко к нему. Тарелки мылись в грязной воде, столы вытирались вонючими тряпками, от вида которых тошнило, повсюду бегали тараканы, крысы, летали мухи и другие насекомые, мне неизвестные. А что творилось на кухне – лучше не знать. Зато в этих местах было дешево, и это определяло мой выбор. Я запил скромный обед сладким местным Red Bull и, обновив сообщения в социальных сетях, увидел месседж от Володи, того самого, с которым покоряли Великую Китайскую стену:
Здорово, мужик! Ты где сам? Помнишь, сидя на Великой Китайской стене, мы обсуждали, что было бы круто построить плот и поплыть куда глаза глядят? Так вот, я изучил карту и подумал, а почему бы не сделать это в Лаосе! Там месяц безвизового режима, и мы как раз успеем насладиться приключением. В общем, мы уже купили весла и несемся на мотоцикле по Лаосу. Будем тебя ждать.
После прочтения сообщения не оставалось никаких сомнений, что я еду в Лаос. Мечта построить плот жила во мне давно, и, встретив Вову с Машей, которые болели той же идеей, я понял – время настало. Я выскочил из кафе, построил маршрут на карте, завел с пол-оборота Рокки, и мы понеслись на запад. Впереди только дебри гористого Вьетнама, а за ними скрывалась граница со страной, о которой ничего не знал.
Природа меняла характер. Ветер становился прохладнее, а краски растений темнее. Тут и там стали вырастать небольшие горы, которые с каждым километром прибавляли в росте. Я проезжал редкие деревни, расстояния между которыми становились все больше и больше. Природа, мотоцикл и я остались наедине, позабыв про азиатскую суету и асфальтированные дороги. В те моменты произошло единение с железным монстром. Мы с Рокки стали единым целым, дополняя друг друга в непрерывном движении вперед. Я наслаждался одиночеством, звуком мотора, запахом бензина, переключением передач и круглой фарой, тускло светящей в ночи.
До границы с Лаосом оставалось каких-то пятьдесят километров. Вдруг мой дружище Рокки, сверкнув искрой, задымился и перестал переключать передачи, остановившись посреди горного серпантина. Я боялся именно этого – сломаться в безлюдной части Вьетнама. Мотор стих. Пространство окутала тишина, но я чувствовал, что в гуще джунглей идет насыщенная жизнь, и сейчас мне меньше всего хотелось с ней знакомиться. Тащить в гору тяжелый мотоцикл было не лучшей идеей. Ждать, пока кто-то приедет? Маловероятно, потому что автомобилей на дороге я давно не встречал, а мотоциклист вряд ли чем-то поможет. Буксировать в гору моего железного друга практически невозможно. Придется катиться с горы обратно до ближайшей деревни. Два долгих, изнурительных часа я ехал в обратную сторону, временами запрыгивая на мотоцикл, а временами толкая Рокки. Я ужасно устал, вспотел, хотелось поесть, помыться, поспать, но главное, хотелось ехать на мотоцикле, а не толкать его.
Впереди замаячили костры деревни. Меня облепили несколько грязных оборванных мальчишек и знаками показывали, куда толкать мотоцикл. Вместе с ними мы влетели в гараж к смуглому мужичку средних лет, который ошарашенными глазами взглянул на нас, а потом на мотоцикл, а потом снова на нас.
– Куда ты едешь? – спросил он меня на плохом английском.
– Я еду в Лаос, а потом в Таиланд, – ответил я, вытирая пот со лба.
Он в голос засмеялся и даже оперся рукой на стол, видимо, чтобы не упасть от смеха.
– Ты собираешься на этом мотоцикле доехать до Таиланда? – еще раз сквозь смех переспросил механик.
– Да! – ответил я уверенно.
Механик перевел наш разговор столпившимся местным жителям, и они засмеялись все вместе, как вьетнамский хор.
– Я сделаю все возможное, – бормотал он, разбирая трансмиссию, – но в Лаосе тебя ждут горные серпантины и там мотоцикл останется навсегда.
Около часа я бродил по глухой деревне, пока механик пыхтел над Рокки. За мной, как вереница птиц, выстроились малыши, с любопытством следившие за каждым шагом. Цивилизация проникала в эти места очень медленно, но проникала. Coca-Cola и Red Bull в магазинах, футболки с логотипами брендов, – все это можно было найти даже в самых захолустных деревнях, но какие возможности дает глобализация? Каков шанс вырваться из этого забытого богом места? Я достал телефон, сделал несколько снимков в обнимку с пацанами и увидел еще одно сообщение от Володи на экране.
Мы уже почти на месте, мужик. Купи в Лаосе мачете для рубки бамбука и 100 метров веревки и будь осторожнее на серпантинах Лаоса. Нас сбила дикая свинья, и мы два дня провалялись в больничке или, точнее, в ее подобии. У них очень плохо с медициной. Удачи!
К сообщению была прикреплена фотография перемотанного бинтами Володи, а в руках он держал штаны белорусской фабрики, которые превратились в решето. Посмеявшись над фоткой, я вернулся к механику, который вручил мне ключи и подлатанного Рокки.
– Держи, друг, и удачи тебе! Давай обменяемся контактами в Facebook. Напишешь, как твои дела в Таиланде. – Вьетнамец широко улыбался, абсолютно не веря в мою затею проехать 4 тысячи километров на раздолбанном мотоцикле.
Как же было приятно двигаться вперед. Никакие проблемы не казались важными. Я ехал, и это было самое главное. Я помахал рукой местным мальчишкам, которые некоторое время бежали за мной, а потом опять остался один на один с серпантинами, горами и джунглями.
Маленький Будда
Часть вторая
Надвигались сумерки. Я давно не видел на своем пути людей. Карта выдавала информацию, что я нахожусь где-то рядом с границей с Лаосом. Очень похолодало, и старая фара еле-еле пробивала плотный густой туман, медленно опускавшийся на горы. Дорога виляла и уносила меня все выше и выше. Заложило уши, а глаза стали невозможно тяжелыми от напряжения. На одном из крутых поворотов я засмотрелся на карту, и в этот момент заднее колесо со скрипом повело на мокром асфальте, и я упал на дорогу, проскользив на боку несколько метров, а Рокки накрыл меня сверху. На мгновение я подумал, что нога превратилась в белорусский драник и стерлась до кости, но подняв мотоцикл, я понял, что плотные джинсы защитили тело и лишь немного пострадало колено. Из дыры в джинсах торчал алый кусок мяса.
Оказалось, что именно за этим поворотом была граница. Несколько темных зданий, еле видневшихся в тумане, парочка собак нервно рычали в будках. И ни единой души. Граница была закрыта, и ничего не оставалось, как расставить палатку и ждать утра, но хорошо было бы промыть рану, потому что высокая влажность и антисанитария могут сыграть злую шутку. Я начал снимать с мотоцикла рюкзак и палатку, как позади меня показалась тень, и я не на шутку испугался. Из тумана, как в фильмах про зомби, появилась фигура человека и медленно приближалась ко мне. Я сжал ключи в кулаке, понимая, что это довольно глупо. Темной фигурой оказался молодой парень, который безмолвно поманил меня рукой к одноэтажному зданию. Я припарковал Рокки, закинул рюкзак за спину и зашел в помещение.
Паренек указал мне рукой сначала на небольшой диван в углу, а потом на стол, где были разбросаны упаковки лапши, пакетики чая и термос с кипятком. Он кружил по комнате, повествуя с помощью знаков про обстановку дома. Сначала я подумал, что он, как и большинство вьетнамцев, не знает английского, но потом я отчетливо услышал гортанные звуки, похожие на мычание. Парень оказался немой. После короткой экскурсии по комнате он помахал мне рукой и удалился в другую комнату. Я промыл рану, закинул в пустой урчащий желудок наспех заваренную лапшу и завалился на диван, укрывшись спальником. И ничего на тот момент не могло быть прекраснее.
Ранним утром, уложив на дно желудка еще одну лапшу, оросив ее крепким сладким чаем, я собрал вещи и вышел на улицу. Было очень свежо и светло, и, как это часто бывает, окружающий мир не показался мне гнетущим и страшным, как ночью. В темноте воображение всегда дорисовывает ситуацию, усугубляя ее страшными воспоминаниями из фильмов и книг.
Я протянул вьетнамцу открытку с видами Байкала, на которой написал, что я ему очень благодарен. Он обрадовался, как ребенок, и сделал жест, чтобы я оставался на месте. Через несколько минут он выбежал из дома и протянул мне что-то маленькое и сверкающее. Это оказался брелок в виде маленького золотого Будды. Я пожал ему руку и повесил Будду на ключи от мотоцикла, чем несказанно обрадовал парня. На границе, как и ночью, никого не было, и, казалось, что можно спокойно пройти без всяких формальностей. Собаки спали в будках, а солнце поднималось над горным серпантином, давая сигнал всему живому, что наступило время просыпаться. Парень скрылся в дверях своего дома, и больше я его никогда не видел. Этот молодой парнишка, который живет на границе Вьетнама и Лаоса, не сказал мне ни единого слова, да и не мог этого сделать, но оставил в моем сердце мысль о том, что такое человек. Каким может быть человек. Каким должен быть человек.
Пересекая границу, я понимал, что абсолютно ничего не знаю про Лаос. Все мои представления ограничивались тем, что в этой стране должно быть тепло, ведь карта говорила, что это Юго-Восточная Азия. Я очень, очень сильно ошибался. Такого пронизывающего холода я нигде не ощущал. В Горном Лаосе очень высокая влажность, градусник показывал +15, но я ехал на мотоцикле и было такое ощущение, что меня окатили ведром холодной воды и выпустили голого в январе на набережную Невы. Я нацепил на себя все, что у меня было, и даже больше. Трусы, шорты, термобелье, джинсы, трое носков, между которыми я натянул полиэтиленовые пакеты из-под хлеба, майка, футболка, флисовая кофта, пуховик, дождевик, шапка, шлем, перчатки. И все равно было холодно.
Проезжая очередную деревню, я заприметил пацанов, гоняющих в футбол, и незамедлительно присоединился к ним, дабы согреться и наладить контакт с населением. Поначалу они стеснялись, но потом кураж взял свое, и начался настоящий матч. Я гонял мяч с босоногими мальчишками, и это было круче, чем любая достопримечательность и любой комфортный отель пять звезд. Потом мы сделали общую фотографию, где я как тренер футбольной команды стою посередине, а вокруг толпа лаосских пацанов.
Опять за спиной рюкзак и палатка, а впереди бесконечные серпантины, укрытые плотным одеялом темных, таинственных джунглей. Поворот за поворотом. Холодный ветер впивается в лицо, прогоняя крохотные слезинки из уголков глаз. На моем пути продолжают встречаться маленькие деревеньки с деревянными домами и соломенными крышами. Жители в растянутых футболках, усевшись на земле, греют руки у костра, провожая дребезжащий мотоцикл круглыми глазами. Туман, холод, извилистая дырявая дорога и регулярные молитвы, чтобы мотоцикл опять не крякнул где-нибудь в джунглях. Через три дня я добрался до города Луангпхабанга, и горячий душ показался мне самым прекрасным изобретением человечества.
P.S. К РАССКАЗУ «МОТОЦИКЛ ПО КЛИЧКЕ РОККИ».
– Маленький Будда прошагал со мной до конца кругосветного путешествия. Он стал для меня оберегом. Иногда я показываю его друзьям и знакомым, когда рассказываю байки о кругосветном путешествии.
– Механик по имени Кьенг Манх, который чинил мотоцикл недалеко от границы с Лаосом, написал мне через месяц в Facebook. Я отправил ему фотографию, где сижу на мотоцикле на тайском острове Панган. В ответ он прислал мне всего одну фразу:
Фантастика. Я не могу поверить.
Покоряются моря»![4]
За эти несколько часов, пока я выезжал из города, я не переставал петь эту песню. В тот вечер я, наверное, похудел на несколько килограммов, и только оказавшись на загородной проселочной дороге, я расправил плечи, выдохнул и переключил на вторую передачу.
Просто Вьетнам Остров обезьян
Часть первая
Колючий ветер треплет за щеки. Солнце в зените и неустанно греет, бросая блики на боковые зеркала мотоцикла. Из-под колес слышен хруст камней и веток. Я плавно переключаю передачу и, набирая скорость, несусь сквозь ярко-зеленые джунгли на юг Вьетнама. Остановившись в маленькой деревеньке, я купил бананы у вьетнамца в бамбуковой шляпе и, облокотившись на мотоцикл, начал с аппетитом их поедать. Я взглянул на часы, которые четко показывали полдень, 23 ноября 2017 года, и означало это, что я уже 133 дня находился в путешествии вокруг света.
Из Ханоя мы с Лехой Караваевым домчали на мотоциклах и паромах до островов Кат Ба, которые славились тем, что один из них был населен дикими обезьянами. Решив сэкономить на лодке, мы арендовали каяк и поплыли на Monkey Island. За три часа неразборчивой гребли мы добрались до острова, который на первый взгляд ничем не отличался от сотен других островов, но спустя несколько минут мы поняли, что здесь надо держать ухо востро. Обезьяны появлялись из ниоткуда, словно невидимки, растворяясь в пространстве, а затем прыгали на нас как в фильмах ужасов. И это не такие обезьянки, с которыми можно сфотографироваться за 100 рублей где-нибудь в центре вашего города. Это наглые, агрессивные, беспринципные существа. Если на секунду потерять бдительность, то можно остаться без телефона, очков и фотоаппарата. Пока мы забирались на вершину острова с целью сделать эпичные фотокарточки, целая банда зубастых хищников перерыла наш каяк. Так как ценные вещи мы забрали с собой, то были украдены бутылка фанты и мои трусы.
Сидя на каяке и разглядывая сочные фотографии с острова, мы заприметили темные тучи на горизонте и поняли, что до наступления темноты осталось два часа, а плыть минимум три. Значит, пора выдвигаться. Сначала мы показывали академическую греблю в лучших оксфордских традициях, но потом резко усилился ветер и поднялись волны. Веселья поубавилось. В старый неповоротливый каяк постоянно заливалась вода, и нам совсем не хотелось барахтаться во вьетнамских морях. Очертания островов и горизонта пропадали в вечерней темноте. Два раза волны настолько сильно ударяли о борт, что мы чуть не перевернулись. Стараясь не думать о худшем, мы разговаривали на отвлеченные темы, в частности про жареную картошку с грибами и луком и про русских девушек. Это мотивировало нас грести быстрее. И через два с половиной часа, в кромешной темноте, мы причалили к берегу. Ни жареной картошки, ни русских девушек на берегу не оказалось. Только одинокий человек, стоящий на голове. Йог, наверное. В тот день мы преодолели около пятидесяти километров по воде, забрались на вершину острова обезьян и даже остались при кошельках и телефонах. Разве что я лишился трусов. Капустное поле
Часть вторая
Я доедал бананы где-то в центре Вьетнама и вспоминал эти похождения. С Лехой Караваевым после острова обезьян мы распрощались. Я пожал огромную ладонь этого доброго, открытого парня с большими глазами, запрыгнул на мотоцикл и поехал на юг, а он остался в столице Вьетнама. У меня не было никаких планов. Я наслаждался свободой.
Я выбросил шкурки от бананов далеко за обочину, закурил сигарету и смотрел на пыльную дорогу, поросшую папоротником. Впереди виднелось рисовое поле, затопленное водой, по которому безустанно перемещались широкие шляпы вьетнамцев. Пора ехать. Я завел двигатель, поправил рюкзак и палатку, примотанные к багажнику, надел солнцезащитные очки и двинулся в путь. Я продвигался по Вьетнаму, наблюдая и впитывая жизнь. Мотоцикл дал желанную свободу. Я ни от кого не зависел, никого не ждал, сам выбирая, когда и куда поеду. Дорожная пыль и загар основательно покрыли лицо. Руки пропахли бензином и машинным маслом. Я ночевал в полях недалеко от дороги, кинематографично паркуя мотоцикл у палатки.
Однажды, в кромешной темноте ночи, я поставил палатку в поле недалеко от дороги, а утром в самое сонное время, часов в пять, около палатки раздался шум и кто-то начал стучать по тенту. Я был крайне раздосадован и открыл палатку, намереваясь схватить за шиворот любого, кто бы там ни был, потому что будить путешественника в такое время – это попросту незаконно. Я наткнулся на двух вьетнамцев. Они были ростом мне по плечо и держались друг за друга, чтобы не упасть. Пьяные в хлам, два персонажа размахивали руками и что-то выкрикивали, обнажая пустоты во рту, где по обыкновению находятся зубы. Оказалось, что я поставил палатку посреди поля с капустой. Я извинился и сделал вид, что складываю палатку, а один из них одернул меня, показывая на свой значок. Значок был красного цвета, напоминал коммунистические гравюры советского времени и говорил о том, что вьетнамец являлся председателем колхоза. Или что-то типа того.
Они уселись прямо на землю у палатки и вытащили бутылку с прозрачной жидкостью. Узнав, что я из России, мой статус в компании сразу вырос до одного уровня с председателем. Закусывая липким рисом, мы пили вьетнамскую водку посреди капустного поля, воспевая оды коммунизму и президенту России. Этот разговор носил очень поверхностный характер, потому что поговорить о более глубоких темах было невозможно из-за незнания языка. Приходилось пить и смеяться. Прикончив бутылку, мы отправились в деревню, где засели в местной забегаловке, изрядно всполошив округу. Заведение только открылось, и хозяйка настороженно взглянула на посетителей. Взрослые жители с опаской озирались, а местная детвора с любопытством заглядывала в кафе.
Вьетнамцы заказали еды и выпивки. Мы продолжали на пальцах обсуждать банальные темы политики, женщин и футбол. Один из вьетнамцев постоянно спрашивал про русских девушек. Хозяйка кафе, женщина лет сорока, продолжая поглядывать на нас подозрительно, принесла мясо, соусы и большие листья салата. Мои новые друзья показали мне, как они заворачивают куски мяса в листья и опускают в соусы, а потом в рот. Я проделал ту же операцию, закрутив с голодухи что-то наподобие огромной шаурмы. Откусывая и почти не пережевывая куски, которые падали на дно пустого желудка, я только к середине трапезы почувствовал, что мясо странного вкуса. Я рассматривал кусочки, принюхивался к ним, пытаясь понять, что это за мясо и, простите, кого мы вообще едим. Загрузив несколько фотографий, я направился к хозяйке и, тыча пальцем в телефон, спросил у нее, демонстрируя картинки.
– Pork?
– No.
– Cow?
– No.
– Chicken?
– No, no…
В моей голове пульсировала мысль, которую я отгонял все это время. Оставалось не так много вариантов, и, осознав окончательно, в какой стране я нахожусь, я показал фотографию собаки и спросил:
– Dog?
– Yes! Dog!
Она не договорила, а я уже ринулся в туалет. Мать вашу! Я вообще не собирался! Я и мясо почти не ем! На удивление, меня не стошнило и я просто стоял в туалете, прислонившись щекой к холодному кафелю. И все-таки как же противно! Выворачивает изнутри, а все равно не тошнит! Лучше бы стошнило и я смог бы выкинуть из себя этот кусок. Почему не возникает такого ощущения после курицы, свинины или говядины? Только потому, что у нас в стране так принято и мы с детства загружаем в себя этих представителей фауны? А у них принято так. Принято есть собак, и сто лет назад они их ели, и, может быть, двести лет назад. Чем собака отличается от коровы или курицы? Живое существо с глазами, сердцем, кровью, мозгом. Избитый вопрос, но наша прошивка продолжает его игнорировать, а организм продолжает потреблять привычное мясо. И дело не в вегетарианстве, а в том, что в разных странах в людях заложен культурный код. Мы прошиты с детства, и избавиться от кода крайне сложно. Избавиться на уровне рефлексов, поведенческих факторов, психосоматических реакций. Я не уверен, возможно ли это – избавиться от кода.
Вернувшись за стол, я отодвинул тарелку с тем, что называл едой, и хлопнул полный стакан водки, чем еще больше поднял боевой дух компании. Один из вьетнамцев предложил пойти к нему домой и продолжить пиршество. Я не увидел в этом предложении ничего странного, но увидел эмоции хозяйки кафе, которая резко изменилась в лице. Так вышло, что два вьетнамца сидели лицом ко мне и спиной к женщине за прилавком, которая показывала мне жесты, означающие, что идти к ним нельзя ни при каких обстоятельствах. Я не очень понимал, что она хочет, и потом увидел, что она начала набирать что-то на телефоне. Я встал из-за стола, направился к холодильнику с напитками и выбрав один, незаметно подошел к хозяйке, которая сунула мне телефон под нос. В переводчике я отчетливо увидел только одно слово – «гомосексуализм».
Я отпрянул от стойки, вернулся за стол и с усмешкой глянул на двух щуплых вьетнамцев, глаза которых уже окончательно окосели. Что за день такой?! Напоили меня, накормили собакой, а теперь какой у них план? Вот черти, подумал я, улыбаясь во весь рот, все равно бы не справились со мной. Озвучив двум новым друзьям, что я пойду соберу палатку и вернусь, я улизнул из кафе и быстрым, как мне тогда казалось, шагом направился к мотоциклу. На самом деле я шел моряцкой походкой, шатаясь из стороны в сторону и надеясь, что за мной не увяжется шаловливый председатель колхоза. Я собрал палатку и рюкзак и засунул в него одну капусту с поля. Завел мотоцикл, закурил наспех сигарету и рванул подальше от деревни. Вдалеке виднелись две фигурки вьетнамцев, стоявших около кафе, а я кричал им на прощание.
– Не возьмете, суки! Ахахахаха! – орал и смеялся я, как дикарь, пьяный и необузданный. Меня на части разрывали эмоции и спиртные напитки. Так начался мой очередной день во Вьетнаме. А капуста оказалась на редкость неплохая. В тот день я ей прекрасно отобедал.
Мотоцикл по кличке Рокки Механик Кьенг Манх
Часть первая
Я мчал по Вьетнаму, а лучшими моими друзьями были ветер и мотоцикл. Мое единение с железной машиной произошло не сразу. Мы долго привыкали и притирались друг к другу. Я перестал считать, сколько раз ремонтировал мотоцикл: первой сломалась ручка тормоза, потом передняя вилка и цепь, а после и вовсе механики разбирали двигатель. Многие путешественники дают имена своим мотоциклам. Мне на ум приходило только одно имя – Адольф, потому что мотоцикл замучил меня и остальное человечество на моем пути. Я опубликовал пост с просьбой помочь подобрать имя железному сорванцу. Было много интересных предложений, но мне понравился вариант моей мамы. Она предложила назвать его Рокки, как боксера, который никогда не сдавался. У тебя тоже сейчас заиграла музыка из одноименного кинофильма? Если нет, то вот она: «Bill Conti – Gonna Fly Now».
Это звучит странно, но я понял, что не имеет никакого смысла злиться на себя или на мотоцикл из-за поломок, потому что в этих моментах и есть жизнь. В них путешествие, погружение вглубь себя. Зачем переживать из-за того, что рано или поздно разрешится? Это механическое чудовище нужно принять как какого-нибудь странного друга, который, несмотря на необычные поступки, все равно останется навсегда твоим корешем.
Я сидел во вьетнамской забегаловке, поедая рис с овощами вприкуску с красным перцем чили. Я перестал есть мясо после того, как случайно попробовал собаку, а острым перцем старался заглушить местную атмосферу заведений. Самые дешевые места во Вьетнаме, в которых мне доводилось трапезничать, представляли собой если не самый край антисанитарии, то близко к нему. Тарелки мылись в грязной воде, столы вытирались вонючими тряпками, от вида которых тошнило, повсюду бегали тараканы, крысы, летали мухи и другие насекомые, мне неизвестные. А что творилось на кухне – лучше не знать. Зато в этих местах было дешево, и это определяло мой выбор. Я запил скромный обед сладким местным Red Bull и, обновив сообщения в социальных сетях, увидел месседж от Володи, того самого, с которым покоряли Великую Китайскую стену:
Здорово, мужик! Ты где сам? Помнишь, сидя на Великой Китайской стене, мы обсуждали, что было бы круто построить плот и поплыть куда глаза глядят? Так вот, я изучил карту и подумал, а почему бы не сделать это в Лаосе! Там месяц безвизового режима, и мы как раз успеем насладиться приключением. В общем, мы уже купили весла и несемся на мотоцикле по Лаосу. Будем тебя ждать.
После прочтения сообщения не оставалось никаких сомнений, что я еду в Лаос. Мечта построить плот жила во мне давно, и, встретив Вову с Машей, которые болели той же идеей, я понял – время настало. Я выскочил из кафе, построил маршрут на карте, завел с пол-оборота Рокки, и мы понеслись на запад. Впереди только дебри гористого Вьетнама, а за ними скрывалась граница со страной, о которой ничего не знал.
Природа меняла характер. Ветер становился прохладнее, а краски растений темнее. Тут и там стали вырастать небольшие горы, которые с каждым километром прибавляли в росте. Я проезжал редкие деревни, расстояния между которыми становились все больше и больше. Природа, мотоцикл и я остались наедине, позабыв про азиатскую суету и асфальтированные дороги. В те моменты произошло единение с железным монстром. Мы с Рокки стали единым целым, дополняя друг друга в непрерывном движении вперед. Я наслаждался одиночеством, звуком мотора, запахом бензина, переключением передач и круглой фарой, тускло светящей в ночи.
До границы с Лаосом оставалось каких-то пятьдесят километров. Вдруг мой дружище Рокки, сверкнув искрой, задымился и перестал переключать передачи, остановившись посреди горного серпантина. Я боялся именно этого – сломаться в безлюдной части Вьетнама. Мотор стих. Пространство окутала тишина, но я чувствовал, что в гуще джунглей идет насыщенная жизнь, и сейчас мне меньше всего хотелось с ней знакомиться. Тащить в гору тяжелый мотоцикл было не лучшей идеей. Ждать, пока кто-то приедет? Маловероятно, потому что автомобилей на дороге я давно не встречал, а мотоциклист вряд ли чем-то поможет. Буксировать в гору моего железного друга практически невозможно. Придется катиться с горы обратно до ближайшей деревни. Два долгих, изнурительных часа я ехал в обратную сторону, временами запрыгивая на мотоцикл, а временами толкая Рокки. Я ужасно устал, вспотел, хотелось поесть, помыться, поспать, но главное, хотелось ехать на мотоцикле, а не толкать его.
Впереди замаячили костры деревни. Меня облепили несколько грязных оборванных мальчишек и знаками показывали, куда толкать мотоцикл. Вместе с ними мы влетели в гараж к смуглому мужичку средних лет, который ошарашенными глазами взглянул на нас, а потом на мотоцикл, а потом снова на нас.
– Куда ты едешь? – спросил он меня на плохом английском.
– Я еду в Лаос, а потом в Таиланд, – ответил я, вытирая пот со лба.
Он в голос засмеялся и даже оперся рукой на стол, видимо, чтобы не упасть от смеха.
– Ты собираешься на этом мотоцикле доехать до Таиланда? – еще раз сквозь смех переспросил механик.
– Да! – ответил я уверенно.
Механик перевел наш разговор столпившимся местным жителям, и они засмеялись все вместе, как вьетнамский хор.
– Я сделаю все возможное, – бормотал он, разбирая трансмиссию, – но в Лаосе тебя ждут горные серпантины и там мотоцикл останется навсегда.
Около часа я бродил по глухой деревне, пока механик пыхтел над Рокки. За мной, как вереница птиц, выстроились малыши, с любопытством следившие за каждым шагом. Цивилизация проникала в эти места очень медленно, но проникала. Coca-Cola и Red Bull в магазинах, футболки с логотипами брендов, – все это можно было найти даже в самых захолустных деревнях, но какие возможности дает глобализация? Каков шанс вырваться из этого забытого богом места? Я достал телефон, сделал несколько снимков в обнимку с пацанами и увидел еще одно сообщение от Володи на экране.
Мы уже почти на месте, мужик. Купи в Лаосе мачете для рубки бамбука и 100 метров веревки и будь осторожнее на серпантинах Лаоса. Нас сбила дикая свинья, и мы два дня провалялись в больничке или, точнее, в ее подобии. У них очень плохо с медициной. Удачи!
К сообщению была прикреплена фотография перемотанного бинтами Володи, а в руках он держал штаны белорусской фабрики, которые превратились в решето. Посмеявшись над фоткой, я вернулся к механику, который вручил мне ключи и подлатанного Рокки.
– Держи, друг, и удачи тебе! Давай обменяемся контактами в Facebook. Напишешь, как твои дела в Таиланде. – Вьетнамец широко улыбался, абсолютно не веря в мою затею проехать 4 тысячи километров на раздолбанном мотоцикле.
Как же было приятно двигаться вперед. Никакие проблемы не казались важными. Я ехал, и это было самое главное. Я помахал рукой местным мальчишкам, которые некоторое время бежали за мной, а потом опять остался один на один с серпантинами, горами и джунглями.
Маленький Будда
Часть вторая
Надвигались сумерки. Я давно не видел на своем пути людей. Карта выдавала информацию, что я нахожусь где-то рядом с границей с Лаосом. Очень похолодало, и старая фара еле-еле пробивала плотный густой туман, медленно опускавшийся на горы. Дорога виляла и уносила меня все выше и выше. Заложило уши, а глаза стали невозможно тяжелыми от напряжения. На одном из крутых поворотов я засмотрелся на карту, и в этот момент заднее колесо со скрипом повело на мокром асфальте, и я упал на дорогу, проскользив на боку несколько метров, а Рокки накрыл меня сверху. На мгновение я подумал, что нога превратилась в белорусский драник и стерлась до кости, но подняв мотоцикл, я понял, что плотные джинсы защитили тело и лишь немного пострадало колено. Из дыры в джинсах торчал алый кусок мяса.
Оказалось, что именно за этим поворотом была граница. Несколько темных зданий, еле видневшихся в тумане, парочка собак нервно рычали в будках. И ни единой души. Граница была закрыта, и ничего не оставалось, как расставить палатку и ждать утра, но хорошо было бы промыть рану, потому что высокая влажность и антисанитария могут сыграть злую шутку. Я начал снимать с мотоцикла рюкзак и палатку, как позади меня показалась тень, и я не на шутку испугался. Из тумана, как в фильмах про зомби, появилась фигура человека и медленно приближалась ко мне. Я сжал ключи в кулаке, понимая, что это довольно глупо. Темной фигурой оказался молодой парень, который безмолвно поманил меня рукой к одноэтажному зданию. Я припарковал Рокки, закинул рюкзак за спину и зашел в помещение.
Паренек указал мне рукой сначала на небольшой диван в углу, а потом на стол, где были разбросаны упаковки лапши, пакетики чая и термос с кипятком. Он кружил по комнате, повествуя с помощью знаков про обстановку дома. Сначала я подумал, что он, как и большинство вьетнамцев, не знает английского, но потом я отчетливо услышал гортанные звуки, похожие на мычание. Парень оказался немой. После короткой экскурсии по комнате он помахал мне рукой и удалился в другую комнату. Я промыл рану, закинул в пустой урчащий желудок наспех заваренную лапшу и завалился на диван, укрывшись спальником. И ничего на тот момент не могло быть прекраснее.
Ранним утром, уложив на дно желудка еще одну лапшу, оросив ее крепким сладким чаем, я собрал вещи и вышел на улицу. Было очень свежо и светло, и, как это часто бывает, окружающий мир не показался мне гнетущим и страшным, как ночью. В темноте воображение всегда дорисовывает ситуацию, усугубляя ее страшными воспоминаниями из фильмов и книг.
Я протянул вьетнамцу открытку с видами Байкала, на которой написал, что я ему очень благодарен. Он обрадовался, как ребенок, и сделал жест, чтобы я оставался на месте. Через несколько минут он выбежал из дома и протянул мне что-то маленькое и сверкающее. Это оказался брелок в виде маленького золотого Будды. Я пожал ему руку и повесил Будду на ключи от мотоцикла, чем несказанно обрадовал парня. На границе, как и ночью, никого не было, и, казалось, что можно спокойно пройти без всяких формальностей. Собаки спали в будках, а солнце поднималось над горным серпантином, давая сигнал всему живому, что наступило время просыпаться. Парень скрылся в дверях своего дома, и больше я его никогда не видел. Этот молодой парнишка, который живет на границе Вьетнама и Лаоса, не сказал мне ни единого слова, да и не мог этого сделать, но оставил в моем сердце мысль о том, что такое человек. Каким может быть человек. Каким должен быть человек.
Пересекая границу, я понимал, что абсолютно ничего не знаю про Лаос. Все мои представления ограничивались тем, что в этой стране должно быть тепло, ведь карта говорила, что это Юго-Восточная Азия. Я очень, очень сильно ошибался. Такого пронизывающего холода я нигде не ощущал. В Горном Лаосе очень высокая влажность, градусник показывал +15, но я ехал на мотоцикле и было такое ощущение, что меня окатили ведром холодной воды и выпустили голого в январе на набережную Невы. Я нацепил на себя все, что у меня было, и даже больше. Трусы, шорты, термобелье, джинсы, трое носков, между которыми я натянул полиэтиленовые пакеты из-под хлеба, майка, футболка, флисовая кофта, пуховик, дождевик, шапка, шлем, перчатки. И все равно было холодно.
Проезжая очередную деревню, я заприметил пацанов, гоняющих в футбол, и незамедлительно присоединился к ним, дабы согреться и наладить контакт с населением. Поначалу они стеснялись, но потом кураж взял свое, и начался настоящий матч. Я гонял мяч с босоногими мальчишками, и это было круче, чем любая достопримечательность и любой комфортный отель пять звезд. Потом мы сделали общую фотографию, где я как тренер футбольной команды стою посередине, а вокруг толпа лаосских пацанов.
Опять за спиной рюкзак и палатка, а впереди бесконечные серпантины, укрытые плотным одеялом темных, таинственных джунглей. Поворот за поворотом. Холодный ветер впивается в лицо, прогоняя крохотные слезинки из уголков глаз. На моем пути продолжают встречаться маленькие деревеньки с деревянными домами и соломенными крышами. Жители в растянутых футболках, усевшись на земле, греют руки у костра, провожая дребезжащий мотоцикл круглыми глазами. Туман, холод, извилистая дырявая дорога и регулярные молитвы, чтобы мотоцикл опять не крякнул где-нибудь в джунглях. Через три дня я добрался до города Луангпхабанга, и горячий душ показался мне самым прекрасным изобретением человечества.
P.S. К РАССКАЗУ «МОТОЦИКЛ ПО КЛИЧКЕ РОККИ».
– Маленький Будда прошагал со мной до конца кругосветного путешествия. Он стал для меня оберегом. Иногда я показываю его друзьям и знакомым, когда рассказываю байки о кругосветном путешествии.
– Механик по имени Кьенг Манх, который чинил мотоцикл недалеко от границы с Лаосом, написал мне через месяц в Facebook. Я отправил ему фотографию, где сижу на мотоцикле на тайском острове Панган. В ответ он прислал мне всего одну фразу:
Фантастика. Я не могу поверить.