50 оттенков свободы

— Что?

— Ох, Кристиан… — Голос мой дрожит. — Я никогда не представляла для себя такой жизни. Стараюсь привыкнуть к ней, но… Я как будто получаю все на тарелочке — работу, чудесного мужа… Никогда не думала, что могу полюбить кого-то так… так сильно, так быстро, так… — Я пытаюсь перевести дух, а Кристиан наблюдает за мной, открыв рот.

— Ты словно грузовой поезд, и я не хочу оказаться на твоем пути, потому что тогда та девушка, в которую ты влюбился, будет раздавлена. А что останется? Останется что-то пустое, бессодержательное, способное лишь исполнять благотворительные функции. — Я снова останавливаюсь, ищу слова, чтобы передать свои чувства. — Сейчас ты хочешь поставить меня во главе компании, к чему я никогда не стремилась и к чему совершенно не готова. Что мне думать? Как быть? Чего ты действительно для меня хочешь — чтобы я сидела дома или чтобы руководила издательством? Все так запуталось. — На глаза наворачиваются слезы. Я останавливаюсь, чтобы не расплакаться. — Ты должен дать мне возможность самой принимать решения, рисковать, ошибаться и извлекать урок из собственных ошибок. Прежде чем бежать, надо научиться ходить, неужели ты этого не понимаешь? Мне нужно немного независимости. Вот почему для меня так важно сохранить собственное имя. Вот что я хотела сказать тебе сегодня.

— Так ты чувствуешь, что я на тебя давлю? Принуждаю? — спрашивает Кристиан едва ли не шепотом.

Я киваю.

Он закрывает глаза и проводит ладонью по волосам — этот жест всегда выдает его волнение.

— Я всего лишь хочу дать тебе мир. Все, чего ты хочешь. И, конечно, спасти тебя от него. Защитить от всех бед. Но я также хочу, чтобы все знали, что ты — моя. Я запаниковал сегодня, когда получил твое письмо. Почему ты не объяснила насчет имени?

Понимаю, что Кристиан прав, и краснею.

— Я думала об этом, когда мы были на юге Франции, но ничего не сказала, чтобы не портить тебе настроение, а потом забыла. Вспомнила только вчера вечером, но… снова отвлеклась. Извини, мне, конечно, следовало обсудить это с тобой, но я никак не могла выбрать подходящий момент.

Он пристально смотрит на меня, и оттого я только еще больше нервничаю. Чувство такое, словно он пытается проникнуть в мою голову, но при этом ничего не говорит.

— Почему ты запаниковал?

— Не хочу, чтобы ты просочилась сквозь пальцы.

— Господи, ну куда я денусь! Когда ты наконец вобьешь это в свою тупую башку. Я. Тебя. Люблю. — Я машу рукой, как делает иногда для выразительности и сам Кристиан. — Ты мне дороже глаз, свободы, мира.[10] Он делает большие глаза.

— Любишь как дочь отца? — Иронически улыбается.

— Нет, — смеюсь я. — Просто это единственная цитата, что пришла на ум.

— Безумный король Лир?

— Мой дорогой, мой милый, безумный король Лир. — Я ласково глажу его по щеке, и он льнет к моей ладони и закрывает глаза. — А ты не хочешь поменять свое имя и стать Кристианом Стилом, чтобы все знали, что ты принадлежишь мне?

Глаза распахиваются. Он смотрит на меня так, будто я объявила, что земля — плоская. Морщит лоб.

— Принадлежу тебе? — произносит он медленно, словно пробует слова на вкус.

— Мне.

— Тебе. — Те же слова, что мы говорили в игровой комнате вчера. — Да, пожалуй. Если это так много для тебя значит.

Опять.

— А для тебя это много значит?

— Да, — не раздумывая, твердо отвечает Кристиан.

— Хорошо. — Я готова ему уступить. Готова дать ту уверенность, которой ему по-прежнему недостает.

— Мне казалось, ты еще раньше согласилась.

— Да, согласилась, но теперь мы обсудили тему более детально, и я довольна своим решением.

— Вот как, — удивленно бормочет Кристиан и улыбается своей открытой мальчишеской улыбкой, от которой захватывает дух. Он хватает меня обеими руками за талию и кружит. Я визжу, пищу и смеюсь одновременно, даже не зная, счастлив он, доволен или что-то еще…

— Сознаете ли вы, миссис Грей, что это значит для меня?

— Теперь — да.

Он наклоняется и целует меня, накручивает волосы на палец, не дает даже пошевелиться.

— Это Семь Оттенков Воскресенья. — Он трется носом о мой нос.

— Думаешь? — Я отклоняюсь назад, смотрю на него испытующе.

— Обещания даны, сделка заключена, — шепчет Кристиан, и глаза его вспыхивают безумным восторгом.

— Э… — Я никак не могу понять его настроение.

— Хочешь взять свое слово назад? — неуверенно спрашивает он и на мгновение задумывается. — Есть идея.

Что еще за идея?

— Вопрос крайней важности, требует безотлагательного рассмотрения. — Кристиан вдруг переходит на серьезный тон. — Да, миссис Грей, именно так. Дело первостепенной важности.


Стоп, да он смеется надо мной.

— Что за дело?

— Мне нужно постричься. Волосы слишком длинные, и моей жене такие не нравятся.

— Я не смогу тебя постричь!

— Сможешь. — Он ухмыляется и трясет головой, так что волосы падают на глаза.

— Ну, если у миссис Джонс найдется миска для пудинга, — прыскаю я.

Он смеется.

— О'кей, к сведению принял. Обращусь к Франко.

Что? Нет! Франко ведь работает на нее? Может, мне и удастся хотя бы подрезать челку. В конце концов, я ведь много лет подстригала Рэя, и он никогда не жаловался.

— Идем.

Я хватаю его за руку и веду в нашу ванную, где вытаскиваю из угла белый деревянный стул и ставлю перед раковиной. Кристиан наблюдает за мной с плохо скрытым интересом, засунув большие пальцы за ремень.

— Садись. — Я указываю на пустой стул, пытаясь сохранить ведущую роль.

— Вымоешь мне волосы?

Я киваю. Кристиан удивленно вскидывает бровь, и мне кажется, он сейчас отступит и откажется от моих услуг.

— Ладно.

Он начинает медленно расстегивать пуговицы своей белой рубашки, начиная с верхней. Пальцы спускаются ниже и ниже, пока рубашка не распахивается. Ох… Моя внутренняя богиня замирает, не завершив триумфальный проход по арене.

Кристиан нетерпеливо протягивает руку в хорошо знакомом мне жесте, означающем «ну-ка расстегни». Губы подрагивают, рот кривится… На меня это действует безотказно.

Ах да, запонки. Я беру его левую руку и снимаю первую запонку, платиновый диск с выгравированными курсивом инициалами. Потом вторую. Закончив, бросаю взгляд на него и вижу совсем другое лицо, потемневшее, жаркое, напряженное. Я стягиваю с плеча рубашку, и та, соскользнув, падает на пол.

— Готов? — шепотом спрашиваю я.

— Ко всему, чего ты только пожелаешь.

Мой взгляд спускается от его глаз к губам. Полуоткрытым. Прекрасным, как творение гениального скульптора. К тому же Кристиану прекрасно известно, как им пользоваться. Я вдруг ловлю себя на том, что наклоняюсь и тянусь к ним…

— Нет. — Он кладет руки мне на плечи. — Нет и нет. Иначе я так и останусь с длинными волосами.

Вот еще!

— Я так хочу. — Его лицо так близко. Глаза округлились.

Это выше моих сил.

— Почему? — спрашиваю я.

Секунду-другую он молча смотрит на меня, и я вижу, как расширяются его зрачки.

— Потому что тогда буду чувствовать себя желанным.

Мое бедное сердце вздрагивает и почти останавливается. О Кристиан… в тебе и впрямь все Пятьдесят Оттенков.

Я замыкаю его в круг рук и начинаю целовать в грудь, тычусь носом в пружинистые волосы…

— Ана… Моя Ана… — Он тоже обнимает меня, и мы стоим неподвижно посередине ванной. Как же хорошо в его объятьях! И пусть он задница, диктатор и мегаломан, которому требуется пожизненная доза внимания и заботы. Не отпуская его, я откидываюсь назад.

— Ты и вправду этого хочешь?

Кристиан кивает и застенчиво улыбается. Я тоже улыбаюсь и высвобождаюсь из плена.

— Тогда садись.

Он послушно садится на стул спиной к раковине. Я снимаю с него туфли и отодвигаю их в сторону, к лежащей на полу смятой рубашке. Достаю из душевой шампунь, «Шанель». Мы купили его во Франции.

— Вам нравится, сэр? — Я протягиваю бутылочку, держа ее на обеих ладонях, словно продаю по Интернету по QVC.[11] — Доставлено собственноручно с юга Франции. Мне нравится его запах. Он пахнет, — шепчу я голосом телеведущей, — … тобой.

— Пожалуйста. — Кристиан улыбается.