21 урок для XXI века
Часть 6 из 7 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
После аграрной революции собственности стало во много раз больше – а вместе с ней и неравенства. По мере того как люди получали в собственность землю, животных, растения и орудия труда, появлялись общества с жесткой иерархией, в которых немногочисленные элиты монополизировали бóльшую часть богатств и власти, передавая их из поколения в поколение. Такой порядок вещей стал считаться естественным и даже предписанным свыше. Иерархия стала не просто нормой, но и идеалом. Разве может существовать порядок без четкой иерархии с разделением на аристократов и обычных людей, на мужчин и женщин, на родителей и детей? Во всем мире священники, философы и поэты твердили: как не равны органы человеческого тела (ноги должны подчиняться голове), так и в человеческом обществе равенство не принесет ничего, кроме хаоса.
В Новейшее время равенство стало идеалом почти во всех человеческих обществах. Одна из причин этого – появление новых идеологий: коммунизма и либерализма. Другой причиной была промышленная революция, значительно усилившая влияние народных масс. Промышленная экономика опиралась на массы обычных рабочих; основу армий индустриальных обществ составляли массы обычных солдат. И при демократии, и при диктатуре правительства вкладывали значительные средства в здоровье, образование и благополучие масс, поскольку нуждались в миллионах здоровых тружеников для работы на заводском конвейере и миллионах преданных солдат для борьбы с врагами.
Таким образом, в XX веке неравенство между классами, расами и полами сокращалось. В 2000 году в мире еще сохранялись иерархии, но равенства в нем было гораздо больше, чем в 1900-м. Люди ждали, что в первые годы XXI века этот процесс продолжится и даже ускорится. В особенности они надеялись, что глобализация принесет экономическое процветание всему миру и жители Индии и Египта получат те же возможности и привилегии, что и граждане Финляндии и Канады. С этой надеждой выросло целое поколение.
Сегодня мы приходим к выводу, что подобные мечты могут и не сбыться. Совершенно очевидно, что глобализация принесет пользу очень многим, однако в последнее время появились признаки усиления неравенства как между обществами, так и внутри их. Немногочисленные группы все больше монополизируют плоды глобализации, а миллиарды людей не получают ничего. Уже сегодня 1 % самых богатых людей владеет более чем половиной мирового богатства. Еще бóльшую тревогу вызывает тот факт, что состояние 100 самых богатых людей превышает суммарное состояние 4 миллиардов самых бедных[76].
Но и это еще не предел. Как отмечалось в предыдущих главах, развитие искусственного интеллекта может уничтожить экономическую ценность и политическое влияние большинства людей. В то же время развитие биотехнологий позволит превратить экономическое неравенство в биологическое. Сверхбогатые люди в конечном счете найдут действительно достойное применение своему богатству. Раньше они могли купить лишь символы статуса, но вскоре у них появится возможность купить саму жизнь. Если новые препараты для продления жизни или улучшения физических и когнитивных способностей будут очень дорогими, может образоваться глубокая биологическая пропасть между богатыми и бедными.
На протяжении всей истории человечества богачи и аристократы считали себя лучше остальных и утверждали, что именно поэтому власть принадлежит им. Как мы знаем, это неправда. Средний герцог был не более талантлив, чем средний крестьянин, а своим высоким положением он был обязан несправедливой юридической и экономической дискриминации. Тем не менее не исключено, что в 2100 году богатые действительно станут более талантливыми, умными и креативными личностями, чем обитатели трущоб. После того как образуется реальная пропасть между способностями богатых и бедных, преодолеть ее будет практически невозможно. Если богатые будут использовать свои способности для еще большего обогащения и если за деньги можно будет купить более совершенные тела и мозги, со временем эта пропасть только расширится. К 2100 году 1 % самых состоятельных людей будет владеть большей частью не только мирового богатства, но и красоты, творческих способностей и здоровья.
Таким образом, эти два процесса – биоинженерия и развитие искусственного интеллекта – совокупно могут привести к разделению человечества на небольшой класс суперлюдей и массовый низший класс бесполезных Homo sapiens. Ситуацию усугубляет то обстоятельство, что по мере утраты массами экономического значения и политической власти государство лишается по крайней мере части стимулов для инвестиций в здоровье, образование и благополучие людей. Изобилие очень опасно. В этом случае судьба масс будет зависеть от доброй воли немногочисленной элиты. Эта добрая воля, вполне вероятно, продержится пару десятилетий или даже больше. Но где гарантия, что в период кризиса – например, климатической катастрофы – элита устоит перед искушением выбросить лишних людей за борт?
В таких странах, как Франция и Новая Зеландия, с давними традициями либеральных убеждений и политики «государства всеобщего благоденствия», элита, скорее всего, будет заботиться о массах, даже перестав в них нуждаться. Однако в США с их классическим капитализмом элита, вероятно, воспользуется первой же возможностью избавиться от остатков социального государства. Еще более серьезные проблемы ждут крупные развивающиеся страны, такие как Индия, Китай, ЮАР и Бразилия. В них после утраты людьми экономической ценности неравенство, скорее всего, стремительно вырастет.
Таким образом, вместо глобализации, ведущей к всемирному единству, мы рискуем получить «видообразование»: разделение человечества на разные биологические касты или даже виды. Глобализация объединит мир по горизонтали, стерев национальные границы, но одновременно разделит человечество по вертикали. Правящие олигархии в таких разных странах, как США и Россия, могут объединиться и общим фронтом выступить против простых сапиенсов. С этой точки зрения нынешнее неприятие «элит» имеет серьезные основания. Если мы не проявим осторожность, внуки магнатов из Кремниевой долины и московские миллиардеры превратятся в высшую касту по отношению к внукам жителей горных районов Аппалачей и сибирских деревень.
В отдаленной перспективе такой сценарий способен привести даже к деглобализации мира: высшая каста соберется внутри самопровозглашенной «цивилизации» и построит стены и рвы, чтобы отгородиться от орд «варваров» снаружи. В XX веке промышленная цивилизация опиралась на «варваров» с их дешевым сырьем, полезными ископаемыми и рынками. Именно поэтому цивилизация завоевывала и ассимилировала их. Но в XXI веке постиндустриальная цивилизация, опирающаяся на искусственный интеллект, биоинженерию и технологии, обретет гораздо большую независимость и самодостаточность. Ненужными окажутся не только целые классы, но и целые страны и континенты. Укрепления, охраняемые дронами и роботами, отделят самопровозглашенную цивилизованную зону, где киборги сражаются друг с другом с помощью логических бомб, от земель варваров, где дикие люди сражаются друг с другом, вооружившись мачете и автоматами Калашникова.
В этой книге я часто использую «мы», когда говорю о будущем человечества. Я рассуждаю о том, что «нам» нужно делать с «нашими» проблемами. Однако возможно, что никаких «мы» не существует. Возможно, одна из самых больших «наших» проблем состоит в том, что разные группы людей ждет разное будущее. Не исключено, что в одних регионах мира детей нужно учить программированию, а в других им больше пригодится умение быстро выхватывать пистолет и метко стрелять.
Кто владеет информацией?
Если мы не хотим, чтобы все богатства и власть концентрировались в руках немногочисленной элиты, нам необходимо регулировать владение данными. В древности самым ценным активом была земля, и политические силы сражались за контроль над ней; если в руках слишком маленького числа людей оказывалось слишком много земли, общество делилось на аристократов и простонародье. В новейшую эпоху машины и заводы стали более ценными, чем земля, и политическая борьба велась за контроль над этими жизненно важными средствами производства. Если слишком много машин оказывается в руках слишком маленького числа людей, общество делится на капиталистов и пролетариев. В XXI веке место земли и машин как главного актива займет информация и политики будут бороться за контроль над потоками данных. Если данные сконцентрируются в руках слишком маленького числа людей, человечество разделится на разные виды.
Гонка за данными уже началась, и в ней лидируют такие цифровые гиганты, как Google, Facebook, Baidu и Tencent. До сих пор многие из них придерживались бизнес-модели «торговли вниманием»[77]. Они привлекают наше внимание, предоставляя бесплатную информацию, услуги и развлечения, а затем перепродают это внимание рекламодателям. И все же цифровые гиганты ставят перед собой гораздо более высокую цель, чем прежние торговцы вниманием. Их истинный бизнес вовсе не в продаже рекламы. Вызывая наш интерес, они получают возможность собрать о нас огромное количество информации, которая стоит больше, чем любые доходы от рекламы. Мы для них не клиенты – мы продукт.
В среднесрочной перспективе этот массив данных открывает дорогу к совсем иной бизнес-модели, причем ее первой жертвой станет сама рекламная индустрия. Новая модель основана на передаче власти от людей к алгоритмам, в том числе власти выбирать и покупать товары. После того как алгоритмы начнут выбирать и покупать вместо нас, традиционная рекламная индустрия обанкротится. Возьмем, к примеру, Google. Алгоритм Google стремится достичь такого положения, при котором мы будем спрашивать его обо всем и получать лучший в мире ответ. Что произойдет, если однажды у нас появится возможность спросить: «Привет, Google, какой автомобиль мне больше подойдет, если исходить из всего, что ты знаешь об автомобилях и обо мне (включая мои потребности, привычки, отношение к глобальному потеплению и мнение о ближневосточной политике)?» Если Google сумеет дать хороший ответ на этот вопрос и если на основе личного опыта мы привыкнем доверять мудрости алгоритма, а не собственным чувствам, которыми легко манипулировать, реклама автомобилей станет не нужна[78].
В отдаленном будущем цифровые гиганты, объединив огромные массивы данных и огромные вычислительные мощности, смогут проникать в самые глубокие тайны жизни, а затем использовать это знание не только для того, чтобы делать за нас выбор и манипулировать нами, но и для переделки органической жизни и создания ее неорганических форм. В краткосрочной перспективе цифровые гиганты еще будут нуждаться в продаже рекламы, но уже сейчас они часто оценивают приложения, товары и компании исходя не из того, сколько денег они на этом заработали, а из того, как много данных сумели на этом собрать. Популярное приложение сегодня может не соответствовать бизнес-модели или даже быть убыточным, но, если оно способствует сбору данных, завтра его ценность будет исчисляться миллиардами долларов[79]. Даже если сегодня вы не знаете, как заработать на накопленной информации, собирать ее все равно стоит, поскольку в будущем она даст вам ключ к контролю над меняющейся жизнью. Я не уверен, что цифровые гиганты преследуют именно такие цели, но их действия говорят о том, что сбор данных значит для них больше, чем доллары и центы.
Обычному человеку трудно сопротивляться этому процессу. Сегодня люди с готовностью отдают свой самый ценный актив – личные данные – в обмен на бесплатную почтовую программу и забавные видео с котиками. Точно так же коренные жители Африки и Америки наивно отдавали европейским колонизаторам целые страны в обмен на цветные бусы и дешевые безделушки. Если потом простые люди попытаются заблокировать поток данных, то выяснится, что сделать это очень трудно, особенно если алгоритмы начнут принимать за них все решения, в том числе касающиеся здоровья и физического выживания.
Слияние людей и компьютеров может стать настолько полным, что люди, отсоединившись от сети, просто не выживут. Они будут подключены к ней еще в утробе матери, а если захотят отключиться, то страховые агентства откажутся заключать с ними договоры, работодатели не примут на работу, а медицинские учреждения не станут их обслуживать. В битве между здоровьем и приватностью здоровье, скорее всего, одержит легкую победу.
По мере того как будет увеличиваться поток данных, поступающих к умным машинам от биометрических датчиков, корпорации и правительственные учреждения научатся понимать вас, манипулировать вами, принимать за вас решения. Но что еще важнее, они смогут расшифровать глубинные механизмы работы тела и мозга и таким образом получить власть над жизнью. Если мы хотим помешать немногочисленной элите монополизировать возможности, которые раньше приписывали богам, и не хотим, чтобы человечество разделилось на биологические касты, необходимо ответить на главный вопрос: кто владеет информацией? Кому принадлежат данные о нашей ДНК, нашем мозге и нашей жизни – нам, правительству, корпорации или человеческому сообществу?
Позволив государству национализировать данные, мы, вероятно, ограничим власть корпораций, но в результате получим ползучую цифровую диктатуру. Политики чем-то похожи на музыкантов, но их инструмент – эмоциональная и биохимическая система человека. Они произносят речь – и страну захлестывает волна страха. Они делают публикацию в Twitter – и ответом на нее становится взрыв ненависти. По моему мнению, не стоит предоставлять этим музыкантам более изощренный инструмент. Если политики начнут напрямую управлять нашими эмоциями, по своей прихоти вызывая тревогу, ненависть, радость или скуку, политика превратится в эмоциональный цирк. Да, мы должны остерегаться власти больших корпораций, но история учит нас, что под сенью слишком сильного государства нам живется немногим лучше.
Частная собственность на персональные данные выглядит более привлекательным вариантом, чем приведенные выше, но не совсем понятно, что это значит. Наш опыт регулирования собственности на землю исчисляется не одной сотней лет. Мы можем огородить поле, поставить охранника на воротах, составить список тех, кому разрешен доступ за ограду. За последние два века мы очень хорошо научились регулировать собственность на средства производства – сегодня ничто не мешает мне владеть небольшой частью General Motors и небольшой частью Toyota, достаточно купить акции этих компаний. Но у нас нет опыта в регулировании владения данными, что по определению гораздо сложнее, поскольку, в отличие от земли и машин, данные находятся везде и одновременно нигде, они перемещаются со скоростью света и поддаются бесконечному числу копирований.
Поэтому следует обратиться к юристам, политикам, философам и даже поэтам, чтобы они обратили внимание на эту головоломку: как регулировать владение данными? Возможно, это главный политический вопрос нашей эпохи. Если нам не удастся ответить на него в ближайшее время, нашей общественно-политической системе грозит крах. Люди уже чувствуют приближение катастрофы. Вероятно, именно поэтому граждане самых разных стран теряют веру в либеральную концепцию, которая каких-то десять лет назад казалась неопровержимой.
Как же нам двигаться вперед и справиться с вызовами, которые несут с собой революции в ИТ и биотехнологиях? Быть может, те же ученые и предприниматели, руками которых разрушается привычный мир, найдут технологические решения для его спасения? Например, сетевые алгоритмы могут сформировать некие инструменты для всего человечества, которое будет коллективно владеть всеми данными и управлять будущим развитием жизни. Или по мере усиления глобального неравенства и роста социальной напряженности в мире Марк Цукерберг обратится к двум миллиардам френдов с просьбой объединиться для совместных действий?
Часть II
Политический вызов
Слияние ИТ и биотехнологий угрожает таким базовым современным ценностям, как свобода и равенство. Любой ответ на технологический вызов должен основываться на глобальном сотрудничестве. Однако национализм, религия и культура делят человечество на враждебные лагеря и серьезно затрудняют сотрудничество в масштабе планеты
5
Сообщество
У человека есть тело
Калифорния привыкла к землетрясениям, но от политической встряски президентских выборов 2016 года жители Кремниевой долины не отошли до сих пор. Осознав, что они сами, возможно, стали частью проблемы, компьютерные гении отреагировали так, как обычно реагируют инженеры: начали искать техническое решение. Самой сильной реакция была в штаб-квартире Facebook в Менло-Парке. Это понятно: бизнес Facebook – социальная сеть, и поэтому компания крайне чувствительна к социальным потрясениям.
16 февраля 2017 года, после трех месяцев самоанализа, Марк Цукерберг опубликовал смелый манифест о необходимости построения глобального сообщества и о роли Facebook в этом проекте[80]. В своей речи перед выпускниками Гарварда 22 июня 2017 года Цукерберг объяснил, что социально-политические проблемы нашего времени – от волны наркомании до жестоких тоталитарных режимов – в значительной степени связаны с разобщенностью человечества. Он с горечью отметил, что «за последние десятилетия членство в различных группах сократилось на целую четверть. Появилось много людей, которым нужно найти цель в чем-то новом»[81]. Цукерберг пообещал, что Facebook возглавит движение по возрождению сообществ и что его разработчики возьмут на себя роль приходских священников: «Мы собираемся предложить несколько инструментов, которые облегчат создание сообществ».
Далее он объяснил: «Мы запустили проект, чтобы понять, способны ли мы предложить группы, которые будут значимыми для вас. Для этого мы начали создавать искусственный интеллект. И это работает. За первые шесть месяцев с нашей помощью на 50 % больше людей присоединилось к важным для них сообществам». Конечная цель состоит в том, чтобы «помочь 1 миллиарду людей присоединиться к действительно значимым группам… Если у нас получится, это не только повернет вспять процесс сокращения членства в группах, который наблюдался на протяжении десятилетий, но и укрепит социальные связи и объединит мир». Эта цель настолько амбициозна, что Цукерберг поклялся «ради этого изменить всю миссию Facebook»[82].
Сетования Цукерберга на распад человеческих сообществ вполне обоснованны. Но через несколько месяцев после его клятвы скандал с Cambridge Analytica показал, что данные, доверенные Facebook, попали к третьим лицам, которые использовали их для манипуляций выборами в разных странах. В этом контексте высокопарные заявления Цукерберга прозвучали насмешкой, и Facebook потеряла доверие людей. Можно лишь надеяться, что, перед тем как строить новые сообщества, Facebook озаботится защитой приватности и безопасности уже существующих.
Как бы то ни было, есть смысл глубже изучить взгляд на сообщества, предложенный компанией Facebook, и попытаться понять, помогут ли социальные сети – естественно, после повышения безопасности – выстроить глобальное сообщество. В XXI веке люди имеют все шансы превратиться в богов, однако в 2018 году мы еще остаемся животными каменного века. Для благополучия и процветания мы по-прежнему должны объединяться в сообщества. Миллионы лет люди приспосабливались к жизни в небольших группах численностью, не превышающей нескольких сотен человек. Даже сегодня многие не в состоянии запомнить имена более 150 человек – независимо от того, сколько у них друзей в Facebook[83]. Без членства в таких группах люди чувствуют себя одинокими во враждебно настроенном мире.
К сожалению, на протяжении двух последних столетий действительно наблюдался распад тесных сообществ. Попытка заменить небольшие группы людей, хорошо знающих друг друга, воображаемыми сообществами наций и политических партий не увенчалась полным успехом. Миллионы ваших братьев по национальной семье или миллионы товарищей по коммунистической партии не могут дать такой сердечной близости, как один-единственный брат или друг. В результате возникало противоречие: люди становились все более одинокими, а планета – все более тесной. Многие социальные и политические бури нашего времени вызваны именно этим дисбалансом[84].
Таким образом, идея Цукерберга об объединении людей вполне своевременна. Но смотреть нужно не на слова, а на дела, и, чтобы воплотить эту идею в жизнь, Facebook потребуется полностью изменить свою бизнес-модель. Трудно выстроить глобальное сообщество, зарабатывая деньги на привлечении интереса людей и с последующей продажей их внимания рекламодателям. Тем не менее похвально уже само стремление Цукерберга сформулировать идею. Большинство корпораций считают своей главной целью получение прибыли. Они убеждены, что вмешательство государства должно быть минимальным, а люди должны довериться рыночным силам, которые примут за них действительно важные решения[85]. Поэтому, если Facebook на самом деле намерена создавать сообщества людей, тот, кто боится, что эта социальная сеть заберет себе слишком много власти, не должен с криками о Большом Брате заталкивать ее назад, в корпоративный кокон. Наоборот, им следует подталкивать другие корпорации, институты и правительства к конкуренции с Facebook, чтобы и они формулировали свои идеологические установки.
Конечно, сегодня у нас нет недостатка в организациях, которые жалуются на распад человеческих сообществ и пытаются их восстановить. Все, от феминисток до исламских фундаменталистов, занялись созданием сообществ, и в следующих главах мы проанализируем некоторые из этих попыток. Действия Facebook уникальны своим глобальным характером, корпоративной основой и глубокой верой в технологии. По всей видимости, Цукерберг убежден, что искусственный интеллект Facebook сумеет не только идентифицировать «значимые сообщества», но и «укрепить социальные связи и объединить мир». Это гораздо более амбициозная задача, чем использование искусственного интеллекта для управления автомобилем или диагностики рака.
Идея сообщества, выдвинутая Facebook, вероятно, представляет собой первую открытую попытку применить искусственный интеллект для централизованно планируемой социальной инженерии в глобальном масштабе. Поэтому ее можно считать важным прецедентом. Успех будет означать, что мы, скорее всего, увидим другие подобные попытки, а алгоритмы будут признаны новыми хозяевами человеческих социальных сетей. Неудача укажет на ограниченность новых технологий – возможно, алгоритмы хороши только в управлении беспилотными автомобилями и диагностике заболеваний, а в решении социальных проблем нам по-прежнему придется рассчитывать на политиков и священников.
Онлайн против офлайна
В последние годы социальная сеть Facebook добилась невероятных успехов, и сейчас в ней больше двух миллиардов активных пользователей. Но для реализации нового видения потребуется перекинуть мостик через пропасть между онлайном и офлайном. Сообщество может зародиться как группа в сети, но для настоящего расцвета оно должно пустить корни в реальном мире. Если однажды какой-нибудь диктатор запретит в своей стране Facebook или отключит интернет, что будет с сообществами: они исчезнут или перегруппируются и нанесут ответный удар? Смогут ли они организовать демонстрацию в отсутствие интернет-связи?
В феврале 2017 года Цукерберг объяснял в своем манифесте, что онлайновые сообщества способствуют появлению офлайновых. Иногда это действительно так. Однако во многих случаях интернет-сообщество заменяет реальное, и между ними есть одно фундаментальное отличие. Реальные сообщества отличаются глубиной связей, недостижимой для виртуальных, – по крайней мере, недостижимой в ближайшем будущем. Если я болею и лежу дома, в Израиле, мои онлайновые друзья из Калифорнии охотно поговорят со мной, но не принесут мне тарелку супа или чашку чая.
У человека есть тело. На протяжении последнего столетия технологии отделяли нас от тела. Мы постепенно утрачивали способность обращать внимание на запах или вкус. Мы все больше погружались в смартфоны и компьютеры. События в киберпространстве нам интереснее, чем происходящее на улице. Поговорить с двоюродным братом в Швейцарии стало проще, а с супругом за завтраком – труднее: ведь он все время смотрит не на вас, а в смартфон[86].
В прошлом люди не могли позволить себе такую невнимательность. Древним собирателям приходилось всегда быть начеку. Бродя по лесу в поисках грибов, они высматривали на земле характерные бугорки. Они прислушивались к малейшему движению в траве, чтобы понять, не прячется ли там змея. Найдя гриб, они должны были очень внимательно разглядеть его: съедобный или ядовитый. Члены современных благополучных сообществ не нуждаются в подобной внимательности. Мы бродим среди полок супермаркета, одновременно отправляя сообщения со смартфона, и покупаем тысячи видов продуктов, одобренных системой здравоохранения. А потом едим любое, даже самое изысканное блюдо, проверяя электронную почту или уткнувшись в телевизор, и почти не обращаем внимания на вкус пищи.
Цукерберг говорит, что Facebook намерена «продолжить совершенствование своих инструментов, чтобы дать вам возможность делиться ощущениями» с другими[87]. Но люди, похоже, больше нуждаются в инструментах, которые связали бы их с собственными ощущениями. Ради того, чтобы «делиться ощущениями», людей побуждают смотреть на происходящее с ними глазами других людей. Если происходит что-то необычное, инстинкт пользователя Facebook заставляет его доставать смартфон, фотографировать, выкладывать снимки в сеть и ждать лайков. При этом человек почти не замечает своих чувств. Его чувства все чаще определяются реакцией социальной сети.
Человек, отделенный от своего тела, ощущений и физического окружения, вероятнее всего, почувствует себя изолированным и дезориентированным. Ученые часто видят причину этого отчуждения в ослаблении религиозных и национальных связей, но гораздо важнее потеря связи со своим телом. Миллионы лет люди жили без церквей и национальных государств – и, по всей видимости, прекрасно обойдутся без них в XXI веке. Но они не будут счастливы в отрыве от своего тела. Если вам некомфортно в своем теле, вы не найдете комфорта и в окружающем мире.
До настоящего времени бизнес-модель Facebook поощряла людей больше времени проводить в сети, даже если это оставляло им меньше времени и сил на занятия офлайн. Сможет ли компания принять новую модель, поощряющую пользователей выходить в сеть только при необходимости и уделять больше внимания физическому окружению, собственному телу и ощущениям? Как отнесутся к такой модели акционеры? (Схема подобной альтернативной модели недавно была продолжена Тристаном Харрисом, техническим философом и бывшим сотрудником Google, который предложил новый критерий – «хорошо проведенное время»)[88].
Ограниченность онлайновых взаимоотношений также подрывает идею Цукерберга, призванную ослабить социальное расслоение. Он справедливо указывает, что, если просто связать людей и познакомить их с разными мнениями, это не поможет преодолеть поляризацию общества, потому что «знакомство людей с противоположной точкой зрения на самом деле лишь углубляет поляризацию, представляя другие точки зрения как чуждые». Цукерберг предполагает, что «лучшим решением для развития дискурса станет знакомство не просто с мнениями, а друг с другом как личностями – именно для этого лучше всего подходит Facebook. Если мы объединяемся с людьми на основе того, что у нас есть общего, – спортивные команды, телевизионные шоу, интересы, – нам легче говорить о том, в чем мы не согласны»[89].
Но узнать «все стороны» друг друга очень трудно. Это требует времени и непосредственного физического общения. Как отмечалось выше, у среднего Homo sapiens способность поддерживать близкие отношения, по всей видимости, ограничивается кругом из 150 человек. В идеале построение сообщества не должно быть игрой с нулевой суммой. Люди могут одновременно принадлежать к нескольким группам. К сожалению, дружеские отношения, по всей видимости, – игра с нулевой суммой. Начиная с какого-то момента наши попытки лучше узнать онлайн-приятелей из Ирана или Нигерии лишат нас возможности ближе познакомиться с соседями по дому.
Решающую проверку Facebook пройдет тогда, когда кто-то из разработчиков изобретет новый инструмент, побуждающий людей посвящать меньше времени онлайн-покупкам и больше – значимым офлайновым занятиям и друзьям. Воспользуется ли Facebook этим инструментом или начнет подавлять его? Сможет ли Facebook совершить «прыжок в неизвестное» и поставить общественные потребности выше финансовых интересов? Если компания пойдет по этому пути и сумеет избежать банкротства, это будет настоящей революцией.
Переключение внимания с бухгалтерских отчетов на реальный мир повлияет и на налоговую политику Facebook. Компанию – вместе с Amazon, Google, Apple и некоторыми другими – постоянно обвиняют в уклонении от уплаты налогов[90]. Трудности с налогообложением деятельности в интернете позволяют корпорациям манипулировать бухгалтерской отчетностью. Если вы считаете, что люди живут преимущественно в сети, и даете им все необходимые инструменты для такой жизни, то имеете право считать себя полезной социальной службой, даже если не платите налоги офлайновому правительству. Но когда вы вспоминаете, что у людей есть тела, а потому им нужны дороги, больницы и канализация, оправдать уход от налогов становится гораздо сложнее. Как превозносить пользу объединения, отказываясь материально поддерживать самые важные общественные службы?
Остается лишь надеяться, что Facebook сумеет изменить бизнес-модель, перестроить налоговую политику под нужды реального мира, поможет объединить людей – и останется прибыльной. В то же время не стоит строить иллюзии относительно способности Facebook реализовать свое видение глобального сообщества. Корпорации никогда не были локомотивами социальных или политических революций. Реальная революция рано или поздно требует жертв, на которые не готовы идти корпорации, их сотрудники и акционеры. Вот почему революционеры основывают церкви, политические партии и армии. Так называемые «революции Facebook» и «революции Twitter» в арабских странах начались в исполненных надежд сетевых сообществах, но после выхода в реальный мир их возглавили религиозные фанатики и военные хунты. Если Facebook намерена совершить мировую революцию, ей придется приложить огромные усилия, чтобы преодолеть пропасть между интернетом и реальным миром. Facebook и другие интернет-гиганты склонны рассматривать людей как аудиовизуальных животных – пару глаз и пару ушей, подключенных к десяти пальцам, экрану и кредитной карте. Важным шагом к объединению человечества станет признание того факта, что у людей есть тела.
Разумеется, у такого признания будет и обратная сторона. Осознание ограниченности онлайновых алгоритмов может подтолкнуть ИТ-гиганты к дальнейшей экспансии. Устройства вроде Google Glass и игры наподобие Pokémon Go стирают границу между виртуальным и реальным миром, объединяя их в общую дополненную реальность. На еще более глубоком уровне биометрические датчики и интерфейсы «мозг – компьютер» призваны стереть границу между электронными устройствами и органическими телами – в буквальном смысле влезть нам под кожу. Когда технологические гиганты проникнут в наш организм, у них появится возможность манипулировать нашими телами, как они уже манипулируют нашими глазами, пальцами и кредитными картами. И мы будем тосковать по добрым старым временам, когда виртуальный мир был отделен от реального.
6
Цивилизация
В мире всего одна цивилизация
Пока Марк Цукерберг мечтает об объединении человечества онлайн, недавние события в реальном мире вдохнули новую жизнь в тезис о «столкновении цивилизаций». Многие ученые мужи, политики и обычные граждане верят, что гражданская война в Сирии, создание «Исламского государства»[91], неразбериха с Брекзитом и нестабильность Евросоюза – результат столкновения между «западной цивилизацией» и «исламской цивилизацией». Попытки Запада навязать демократию и права человека исламским странам привели к мощной ответной реакции и волне исламской иммиграции, сопровождающейся террористическими атаками. Все это заставило европейских избирателей отказаться от грез о мультикультурализме в пользу ксенофобии и локальной идентичности.