1972. Возвращение
Часть 30 из 31 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Тут многоголосие. Вернее – я пою, а на моем фоне мужчина эхом повторяет. Потому когда будем записывать – мне нужен кто-то из мужчин, понимающий музыку. Бэк-вокалист. Кстати, а ты не согласишься подпеть?
Богословский поднял брови, усмехнулся:
– А почему бы и нет? Уж в ритм точно попаду. А так, по самой музыке есть вопросы?
– Нет. Ты – гений! Я это всегда знал!
– Так уж и всегда! – хохотнул Богословский – Ладно, пойдем, послушаем как сыграют остальное – и на запись.
В этот день мы записали еще три минусовки, что в общем-то очень неплохо. Просто космическая скорость, если забыть, что Богословский и музыканты из собранной им группы отрабатывали эту музыку уже дня три. Это были настоящие профессионалы, виртуозно владеющие своими музыкальными инструментами, как сказал Богословский – если и не лучшие из лучших, то лучшие из тех, до кого он смог дотянуться. Их буквально выдрали из различных музыкальных ансамблей и групп со всей страны и заставили работать на нас. Такими темпами через несколько дней мы перейдем уже и к записи моего голоса…если его можно так назвать – «голос». Кстати, я не певец, это точно, но пою не хуже Расторгуева, и по тембру голос у меня похож, только чуть пониже, чем у него.
Домой поехали уже вечером, в семь часов. Студия после шести вечера работать не желала – не война, чтобы тут ночевать! Звукооператор, технические сотрудники – они все желают приезжать домой в нормальное время, желают ужинать перед телевизором и обсуждать с женой учебу детей и последние новости из программ телевизора. В общем – желают вести нормальную человеческую жизнь. Это я, буржуй, работаю столько, на сколько у меня хватает сил. Или Богословский, который просто дикий фанатик и готов сидеть за пианино сутками напролет – с красными сумасшедшими глазами, растрепанный и безумный. Гении – они все не от мира сего, но этот был совсем уж чудак.
Впрочем – почему «был»? Он и есть. Это ТАМ он был. И увы, в 2018 году его уже не было. Интересный человек, и на самом деле – гений.
Настя приехала уже домой, вечером – как всегда спокойная и бесстрастная. И только в глазах ее металась ярость. Оказывается хитрый Ароныч держал ее до самого вечера, снимая мерки, тут же молниеносно кроя ткань, сшивая на живую нитку и примеривая. И мотивировал задержание тем, что я распорядился – находиться ей в мастерской столько, сколько понадобится для дела.
Настя с Ольгой быстренько сварганили ужин, благо что оставалось только разогреть (борщ Настя наварила), мы все поели, и я с Ольгой отправился в кабинет – работать. В конце-то концов, я писатель, или рядом проходил? Рукопись из Монклера мне уже переслали – по МИДовским каналам. Привезли прямо на дом. Так что теперь можно спокойно закончить очередную книгу серии. Тем более что Страус в записке настоятельно просил поскорее дописать книгу – он шибко-шибко ждет. Ну что же…придется постараться.
Три часа, почти до полуночи – усиленно диктовал. Ольга тарахтела на машинке и по квартире разносился яростный пулеметный стрекот. Накатал авторский лист, не меньше. Хорошо, когда не сам стучишь по клавишам!
Уже когда Ольга зачехляла машину, любовно поглаживая ее по бокам, зазвонил телефон. Ольга дернулась было пойти снять трубку, но я ее остановил. Это или из Штатов, или…
Это было «или». Знакомый голос на мой «слушаю» медленно и с расстановкой сказал:
– Два. Пятнадцать.
И в трубке заметались гудки.
Итак, пункт два, пятнадцать часов. Жив, курилка! Получил мое послание.
С утра, к восьми часам мы отправились прямиком на студию, где и пробыли до двух часов дня с перерывом на обед. Обедали в кафе по соседству, я отказался есть сухомятину, объявив, что мое здоровье мне дороже потерянного времени. В два часа я уехал, попросив водителя подвезти меня к станции метро. Там машина осталась меня ждать, а я, постоянно перепроверяясь, доехал до нужной станции, поднялся наверх и пройдя с пару кварталов остался стоять в точке, которую мы с Аносовым заранее определили как «точка 2». Таких точек по разным городам страны у нас было несколько. Заранее разработали систему связи.
Он появился ровно в два часа дня, и я его едва узнал. Старичок с палочкой-батожком, в руках авоська с батоном и пакетом молока, на носу очки в черепаховой оправе. Ну просто божий одуванчик, да и только!
– Привет, полковник! – тихо сказал я, и старичок рядом со мной хмыкнул, и так же тихо сказал:
– Давно уже не полковник. Пенсионер, мать его… Пойдем, где-нибудь посидим.
– В кафе? Давай в кафе-мороженое. Ты вроде как мой дедушка, и я тебя веду кормиться мороженым. Чтобы на пенсии тебе хорошо жилось. Кстати, у тебя как с финансами? Подкинуть?
– Пока есть. Ты же еще и в тайнике оставил, в гараже, так что деньги есть, спасибо.
Мы зашли в кафе, Аносов уселся за столик в углу, а я попросил продавщицу наложить две вазочки пломбира с клюквенным вареньем. Хороший в этом времени пломбир, ничего не скажешь! Еще не начали его делать по ТУ, все еще ГОСТ.
– Ну что же, о твоих успехах я знаю, газетки почитываю – усмехнулся Аносов, глядя на меня сквозь стекла очков, а я с любопытством поинтересовался:
– Очки – для маскировки? Диоптрии есть?
– Слава богу – никаких диоптрий. Чисто маскировочное. Простое стекло.
– О твоих подвигах я тоже знаю – вздохнул я – И они знают.
– Кто? – насторожился Аносов, и глаза его прищурились.
– Сам знаешь – кто…Семичастный. И Шелепин. И сейчас я фактически с тобой разговариваю от их имени. Нет, не смотри – я никого за собой не привел. По крайней мере – старался не привести. Но это не имеет никакого значения. Слушай меня…
И я рассказал ему все, что услышал от Семичастного. Аносов меня не перебивал, и только когда я закончил говорить, тихо спросил:
– Ты им веришь?
Я усмехнулся:
– Ну ты сам как думаешь? Как можно верить политикам? Как можно верить людям, находящимся на таком уровне власти? Ради дела они нас пустят под каток, и не задумаются ни на секунду! Но ведь и мы не дураки, правда же? В данном случае я вижу вот какую ситуацию…
И я обрисовал Аносову то, как я вижу сложившееся положение вещей. Он задумался, кивнул:
– Логично. Да, я думаю им выгодно иметь такую структуру. Кстати, на самом деле – что-то подобное у нас и было. Разогнали. Всех разогнали! Но ты знаешь.
– Собрать людей сумеешь? Живы еще?
– Не все. Кто-то уже на том свете. А найти…можно найти. Кое-кого сразу найду. А кое-кого…нужно время и доступ к архивам. К адресам. А потом ехать и разговаривать. Они никому не поверят, кроме меня. Миш, а есть ли смысл вляпываться в это дело? Тебе это зачем? Ты богатый, успешный. Уедешь в свою Америку, да и черт с ними, пусть делают, что хотят! Ты свое дело сделал!
– Нет…раз я влез в это дело, значит, мне так его и продолжать. Пока я не буду уверен, что сделал все возможное. А отдохнуть успею. Ты же знаешь, зачем я это делаю. Ладно. Речь не обо мне. Пойдешь служить? Я уверен, что это не ловушка. Да и не докажут они ничего. Кстати, базу строят, и очень активно. Номинально – это моя дача в Переделкино. Фактически – мощная крепость. Я постарался сделать ее такой, чтобы взять приступом было очень трудно.
– Пока не знаю, приму ли я их предложение. Честно сказать, после того, что у меня было в прежней жизни…ничего не хочется. Уйти в подполье и жить спокойно долгие и долгие годы…или с тобой уехать. Примешь? Начальником охраны…
Аносов вздохнул, сгорбился, нависая над своей чашечкой с мороженым, вяло ковыряя ложкой в белой, истекающей пахучим вкусным соком массе. Я смотрел на него и думал о том, что ему пришлось пережить за этот год. И не выдержал:
– Трудно было их убивать?
Аносов посмотрел мне в глаза, усмехнулся:
– А ты как думаешь? Многие из них еще дети. Но когда я читал то что ты мне написал… Вначале трудно было. А потом я просто отключал все мысли. Как робот. Как машина. Но…устал, да. Я практически по всему списку прошел. Да не практически – а по всему. Неделю назад последнего исполнил. На годы вперед выполнил программу. Теперь – пустота. Дальше что?
– Дальше…если бы я знал! Будущее изменяется. Скоро я не смогу давать верные прогнозы. Потому – не знаю, что дальше. А ты…тебе как-то надо жить. Конечно, я тебя не оставлю, и денег дам – у меня их куча, этих денег. До конца жизни можешь не работать. Но усидишь ли на месте? И опять же – если ты не откликнешься на призыв, простят ли они тебе это? Когда люди такого уровня делают предложение…от него нельзя отказаться.
– От всего можно отказаться, Миша! – вздохнул Аносов – Но ты прав. Не усижу. И засвечусь. А они не простят, я их знаю все-таки лучше тебя. И Семичастного знаю. Он так-то мужик неплохой, я ведь и при нем тоже служил. Он тогда был Председателем. При Хруще. Но ты прав – верить этим людям можно только до определенной степени. И не потому, что они плохие. Просто в определенный момент может вдруг появиться некий выбор – или наша жизнь, или интересы государства. И я знаю, что они выберут.
– Я тоже знаю. Потому не обольщаюсь. Одно тебе скажу – я не позволю тебя растоптать. И мы всегда сможем уйти на запад. Там у меня все налажено, денег – куры не клюют! И там нас достать трудно. Так что не будем думать о плохом – радуемся жизни и…живем!
– Живем – эхом откликнулся Аносов – Ладно, я согласен. Мне еще кое-что надо завершить, и через денек-другой я на тебя выйду. Телефон у тебя скорее всего на прослушке?
– А сам как думаешь? – усмехнулся я – И круглосуточная охрана! Я даже не знаю, сумел от них оторваться, или нет. Сомневаюсь, хотя и старался.
– Оторвался. Я за тобой некоторое время следил, вел от метро. Я бы засек. Все, прощаемся…только вот мороженое доем, и разбегаемся – Аносов улыбнулся – Давно в кафе не сидел…все в бегах, в бегах…
– Когда проявишься? Когда дашь ответ?
– Я же сказал…день-два – Аносов зачерпнул ложечкой белую липкую массу и отправил ее в рот. Потом посмотрел куда-то в сторону, и усмехнувшись, добавил – Ошибся. Все-таки тебя вели. Посмотри, только не сразу – видишь парочку, которая делает вид, что занята воркованием? В углу…рядом с нами. Слушают. Вот рупь за сто – когда я встану и пойду, они выйдут за мной. И сейчас двое вошли, видишь? Два парня. Эти почти и не скрываются.
– Ошибаешься? – я медленно повернулся к парочке, скользнул по ним равнодушным взглядом, и вдруг напоролся на острый быстрый взгляд, парня, который тут же сделал вид, что мы его не интересуем. Двое парней уселись у выхода – блокировали. Сидели так, чтобы можно было мгновенно встать и перекрыть проход.
– Черт… – прошептал я под нос – Это не я! Я не нарочно!
– Я знаю – улыбнулся Аносов – Интересно, чего они ждут? Или кого? Ты наживка, они должны были выйти на меня через тебя. Тут вопрос только один: ты наживка потому, что им нужно поймать убийцу, или их предложение все-таки на самом деле правда. Но это я сейчас узнаю. Вот только доем мороженое, а то ведь неизвестно – поем его еще, или нет.
– Я с тобой! – мороженое не лезло в глотку, я был зол, как черт – Я сейчас их тут разнесу!
– Не спеши…не надо – Аносов незаметно подмигнул – Я и сам кое-чего стою, а тебе светиться ни к чему. Ну, все…я пошел! Как уже сказал – выйду на тебя через несколько дней. Прошу, не вмешивайся!
Аносов встал, подхватил свою сетку, батожок и медленно, прихрамывая пошел на выход. Двое плечистых парней за последним столиком встали, преграждая ему дорогу, но «старичок» ловко двинул батожком между ног одного, зацепил палкой ногу другого, короткими тычками добил падающих на пол агентов и быстро, но не бегом вышел из кафе. Там к нему подскочили еще двое, и тут же разлетелись в стороны как кегли. Куда потом делся Аносов – я не заметил. Он будто растворился в толпе. Его затрапезного бежевого плаща не было видно нигде. Наверное, снял, или вывернул наизнанку.
На полу копошились ошеломленные оперативники, за окном с тротуара поднимались двое других, а парочка как ворковала, так и продолжала ворковать, якобы не заметив происшедшего, будто настолько углубились в свои любовные переживания.
Я встал, подошел к их столику и сел на стул, уставившись в глаза парню:
– Передайте Семичастному: так делать нельзя! Если сейчас он уйдет насовсем – это будет ваша вина! И еще – плохо работаете. Вас за версту видать!
– Я не понимаю, о чем вы говорите, товарищ! – пролепетал парень, но девушка зло поджала губы и прошипела:
– Говорила тебе! Дилетант!
Я пожал плечами, встал и пошел на выход. Скрываться теперь не было никакого смысла, и я спокойно добрался туда, где меня ожидала «волга». Мне очень хотелось, чтобы Аносов все-таки согласился на предложение Семичастного. Я верю, что предложение искреннее, по одной простой причине – любой руководитель нуждается в такой службе. Любой! А уже тем более тот руководитель, который ожидает низбежных эксцессов по результатам своей реформаторской деятельности. А то, что эксцессы будут – в этом никакого сомнения нет. По крайней мере – у меня. Это все спокойствие, это благополучие – кажущееся. Старая, закосневшая в своих догмах номенклатура никогда не позволит отказаться от прежних принципов, никогда не сдаст свои позиции. И Шелепин с Семичастным должны это понимать, и скорее всего – понимают.
***
«Объект покинул станцию метро и выйдя наружу прошел еще два квартала. Там он остановился и стал ждать. Ровно в пятнадцать часов московского времени был зафиксирован его контакт с пожилым мужчиной, который подошел к нему и что-то сказал. Затем они вместе направились в кафе-мороженое «Яблочко», где объект купил мороженое. Оба сели за столик в углу кафе и принялись тихо разговаривать. О чем они говорили услышать не удалось, хотя за соседний столик были подсажены Елка и Дуб.
Длинный и Гаврош блокировали выход, чтобы при попытке покинуть кафе сделать захват объекта-два, то есть пожилого мужчины, в котором и был опознан объект-два. Снаружи находились еще два оперативника из группы захвата, позывные Радик и Седой.
Разговор объектов продолжался около двадцати минут, после чего объект-два встал с места и пошел на выход. Длинный и Гаврош попытались произвести задержание, но объект-два с помощью спецприемов вывел обоих из строя. Затем, уже на улице, вывел из строя оперативников Радика и Седого. Куда он потом направился – наружка у метро засечь не успела. Объект два скрылся.
Объект-один после того, как объект-два скрылся, подошел к столику, где сидели Елка и Дуб, и передал им следующее сообщение, дословно: «Передайте Семичастному: так делать нельзя. Если сейчас он уйдет насовсем – это будет ваша вина. И еще – плохо работаете. Вас за версту видать»
Со слов Елки, объект-один был очень зол, и она подумала, что он сейчас может их ударить. Однако объект-один агрессии не проявил, вышел и отправился в метро, и потом к оставленной им автомашине.
Приказ на захват объекта два был отдан Третьим.»
Семичастный дочитал рапорт, и грязно выругался, стукнув кулаком по столу. Откинулся на спинку стула, вздохнул, взглянул на стоящего перед ним навытяжку полковника, все это время молчавшего и вообще не подававшего признаков жизни.
– Идиоты! Кто вам позволил?! Вам был отдан приказ – проследить! Кто вам приказал захватывать объект?!
– Товарищ Председатель, мы думали…
– Да ни хрена вы не думаете! Вы разучились думать! Во-первых, вы пытаетесь захватить объект, хотя указания такого вам не было дано! Во-вторых, вы оказываетесь настолько жалки, что вшестером, слышите, вшестером не можете захватить одного человека! Да вы не просто идиоты, хуже, вы ДИЛЕТАНТЫ! И место вам – в народном хозяйстве! Быкам хвосты крутить!
– Товарищ генерал армии…объект – опытный волкодав! А ребята молодые! Куда им против него?
Богословский поднял брови, усмехнулся:
– А почему бы и нет? Уж в ритм точно попаду. А так, по самой музыке есть вопросы?
– Нет. Ты – гений! Я это всегда знал!
– Так уж и всегда! – хохотнул Богословский – Ладно, пойдем, послушаем как сыграют остальное – и на запись.
В этот день мы записали еще три минусовки, что в общем-то очень неплохо. Просто космическая скорость, если забыть, что Богословский и музыканты из собранной им группы отрабатывали эту музыку уже дня три. Это были настоящие профессионалы, виртуозно владеющие своими музыкальными инструментами, как сказал Богословский – если и не лучшие из лучших, то лучшие из тех, до кого он смог дотянуться. Их буквально выдрали из различных музыкальных ансамблей и групп со всей страны и заставили работать на нас. Такими темпами через несколько дней мы перейдем уже и к записи моего голоса…если его можно так назвать – «голос». Кстати, я не певец, это точно, но пою не хуже Расторгуева, и по тембру голос у меня похож, только чуть пониже, чем у него.
Домой поехали уже вечером, в семь часов. Студия после шести вечера работать не желала – не война, чтобы тут ночевать! Звукооператор, технические сотрудники – они все желают приезжать домой в нормальное время, желают ужинать перед телевизором и обсуждать с женой учебу детей и последние новости из программ телевизора. В общем – желают вести нормальную человеческую жизнь. Это я, буржуй, работаю столько, на сколько у меня хватает сил. Или Богословский, который просто дикий фанатик и готов сидеть за пианино сутками напролет – с красными сумасшедшими глазами, растрепанный и безумный. Гении – они все не от мира сего, но этот был совсем уж чудак.
Впрочем – почему «был»? Он и есть. Это ТАМ он был. И увы, в 2018 году его уже не было. Интересный человек, и на самом деле – гений.
Настя приехала уже домой, вечером – как всегда спокойная и бесстрастная. И только в глазах ее металась ярость. Оказывается хитрый Ароныч держал ее до самого вечера, снимая мерки, тут же молниеносно кроя ткань, сшивая на живую нитку и примеривая. И мотивировал задержание тем, что я распорядился – находиться ей в мастерской столько, сколько понадобится для дела.
Настя с Ольгой быстренько сварганили ужин, благо что оставалось только разогреть (борщ Настя наварила), мы все поели, и я с Ольгой отправился в кабинет – работать. В конце-то концов, я писатель, или рядом проходил? Рукопись из Монклера мне уже переслали – по МИДовским каналам. Привезли прямо на дом. Так что теперь можно спокойно закончить очередную книгу серии. Тем более что Страус в записке настоятельно просил поскорее дописать книгу – он шибко-шибко ждет. Ну что же…придется постараться.
Три часа, почти до полуночи – усиленно диктовал. Ольга тарахтела на машинке и по квартире разносился яростный пулеметный стрекот. Накатал авторский лист, не меньше. Хорошо, когда не сам стучишь по клавишам!
Уже когда Ольга зачехляла машину, любовно поглаживая ее по бокам, зазвонил телефон. Ольга дернулась было пойти снять трубку, но я ее остановил. Это или из Штатов, или…
Это было «или». Знакомый голос на мой «слушаю» медленно и с расстановкой сказал:
– Два. Пятнадцать.
И в трубке заметались гудки.
Итак, пункт два, пятнадцать часов. Жив, курилка! Получил мое послание.
С утра, к восьми часам мы отправились прямиком на студию, где и пробыли до двух часов дня с перерывом на обед. Обедали в кафе по соседству, я отказался есть сухомятину, объявив, что мое здоровье мне дороже потерянного времени. В два часа я уехал, попросив водителя подвезти меня к станции метро. Там машина осталась меня ждать, а я, постоянно перепроверяясь, доехал до нужной станции, поднялся наверх и пройдя с пару кварталов остался стоять в точке, которую мы с Аносовым заранее определили как «точка 2». Таких точек по разным городам страны у нас было несколько. Заранее разработали систему связи.
Он появился ровно в два часа дня, и я его едва узнал. Старичок с палочкой-батожком, в руках авоська с батоном и пакетом молока, на носу очки в черепаховой оправе. Ну просто божий одуванчик, да и только!
– Привет, полковник! – тихо сказал я, и старичок рядом со мной хмыкнул, и так же тихо сказал:
– Давно уже не полковник. Пенсионер, мать его… Пойдем, где-нибудь посидим.
– В кафе? Давай в кафе-мороженое. Ты вроде как мой дедушка, и я тебя веду кормиться мороженым. Чтобы на пенсии тебе хорошо жилось. Кстати, у тебя как с финансами? Подкинуть?
– Пока есть. Ты же еще и в тайнике оставил, в гараже, так что деньги есть, спасибо.
Мы зашли в кафе, Аносов уселся за столик в углу, а я попросил продавщицу наложить две вазочки пломбира с клюквенным вареньем. Хороший в этом времени пломбир, ничего не скажешь! Еще не начали его делать по ТУ, все еще ГОСТ.
– Ну что же, о твоих успехах я знаю, газетки почитываю – усмехнулся Аносов, глядя на меня сквозь стекла очков, а я с любопытством поинтересовался:
– Очки – для маскировки? Диоптрии есть?
– Слава богу – никаких диоптрий. Чисто маскировочное. Простое стекло.
– О твоих подвигах я тоже знаю – вздохнул я – И они знают.
– Кто? – насторожился Аносов, и глаза его прищурились.
– Сам знаешь – кто…Семичастный. И Шелепин. И сейчас я фактически с тобой разговариваю от их имени. Нет, не смотри – я никого за собой не привел. По крайней мере – старался не привести. Но это не имеет никакого значения. Слушай меня…
И я рассказал ему все, что услышал от Семичастного. Аносов меня не перебивал, и только когда я закончил говорить, тихо спросил:
– Ты им веришь?
Я усмехнулся:
– Ну ты сам как думаешь? Как можно верить политикам? Как можно верить людям, находящимся на таком уровне власти? Ради дела они нас пустят под каток, и не задумаются ни на секунду! Но ведь и мы не дураки, правда же? В данном случае я вижу вот какую ситуацию…
И я обрисовал Аносову то, как я вижу сложившееся положение вещей. Он задумался, кивнул:
– Логично. Да, я думаю им выгодно иметь такую структуру. Кстати, на самом деле – что-то подобное у нас и было. Разогнали. Всех разогнали! Но ты знаешь.
– Собрать людей сумеешь? Живы еще?
– Не все. Кто-то уже на том свете. А найти…можно найти. Кое-кого сразу найду. А кое-кого…нужно время и доступ к архивам. К адресам. А потом ехать и разговаривать. Они никому не поверят, кроме меня. Миш, а есть ли смысл вляпываться в это дело? Тебе это зачем? Ты богатый, успешный. Уедешь в свою Америку, да и черт с ними, пусть делают, что хотят! Ты свое дело сделал!
– Нет…раз я влез в это дело, значит, мне так его и продолжать. Пока я не буду уверен, что сделал все возможное. А отдохнуть успею. Ты же знаешь, зачем я это делаю. Ладно. Речь не обо мне. Пойдешь служить? Я уверен, что это не ловушка. Да и не докажут они ничего. Кстати, базу строят, и очень активно. Номинально – это моя дача в Переделкино. Фактически – мощная крепость. Я постарался сделать ее такой, чтобы взять приступом было очень трудно.
– Пока не знаю, приму ли я их предложение. Честно сказать, после того, что у меня было в прежней жизни…ничего не хочется. Уйти в подполье и жить спокойно долгие и долгие годы…или с тобой уехать. Примешь? Начальником охраны…
Аносов вздохнул, сгорбился, нависая над своей чашечкой с мороженым, вяло ковыряя ложкой в белой, истекающей пахучим вкусным соком массе. Я смотрел на него и думал о том, что ему пришлось пережить за этот год. И не выдержал:
– Трудно было их убивать?
Аносов посмотрел мне в глаза, усмехнулся:
– А ты как думаешь? Многие из них еще дети. Но когда я читал то что ты мне написал… Вначале трудно было. А потом я просто отключал все мысли. Как робот. Как машина. Но…устал, да. Я практически по всему списку прошел. Да не практически – а по всему. Неделю назад последнего исполнил. На годы вперед выполнил программу. Теперь – пустота. Дальше что?
– Дальше…если бы я знал! Будущее изменяется. Скоро я не смогу давать верные прогнозы. Потому – не знаю, что дальше. А ты…тебе как-то надо жить. Конечно, я тебя не оставлю, и денег дам – у меня их куча, этих денег. До конца жизни можешь не работать. Но усидишь ли на месте? И опять же – если ты не откликнешься на призыв, простят ли они тебе это? Когда люди такого уровня делают предложение…от него нельзя отказаться.
– От всего можно отказаться, Миша! – вздохнул Аносов – Но ты прав. Не усижу. И засвечусь. А они не простят, я их знаю все-таки лучше тебя. И Семичастного знаю. Он так-то мужик неплохой, я ведь и при нем тоже служил. Он тогда был Председателем. При Хруще. Но ты прав – верить этим людям можно только до определенной степени. И не потому, что они плохие. Просто в определенный момент может вдруг появиться некий выбор – или наша жизнь, или интересы государства. И я знаю, что они выберут.
– Я тоже знаю. Потому не обольщаюсь. Одно тебе скажу – я не позволю тебя растоптать. И мы всегда сможем уйти на запад. Там у меня все налажено, денег – куры не клюют! И там нас достать трудно. Так что не будем думать о плохом – радуемся жизни и…живем!
– Живем – эхом откликнулся Аносов – Ладно, я согласен. Мне еще кое-что надо завершить, и через денек-другой я на тебя выйду. Телефон у тебя скорее всего на прослушке?
– А сам как думаешь? – усмехнулся я – И круглосуточная охрана! Я даже не знаю, сумел от них оторваться, или нет. Сомневаюсь, хотя и старался.
– Оторвался. Я за тобой некоторое время следил, вел от метро. Я бы засек. Все, прощаемся…только вот мороженое доем, и разбегаемся – Аносов улыбнулся – Давно в кафе не сидел…все в бегах, в бегах…
– Когда проявишься? Когда дашь ответ?
– Я же сказал…день-два – Аносов зачерпнул ложечкой белую липкую массу и отправил ее в рот. Потом посмотрел куда-то в сторону, и усмехнувшись, добавил – Ошибся. Все-таки тебя вели. Посмотри, только не сразу – видишь парочку, которая делает вид, что занята воркованием? В углу…рядом с нами. Слушают. Вот рупь за сто – когда я встану и пойду, они выйдут за мной. И сейчас двое вошли, видишь? Два парня. Эти почти и не скрываются.
– Ошибаешься? – я медленно повернулся к парочке, скользнул по ним равнодушным взглядом, и вдруг напоролся на острый быстрый взгляд, парня, который тут же сделал вид, что мы его не интересуем. Двое парней уселись у выхода – блокировали. Сидели так, чтобы можно было мгновенно встать и перекрыть проход.
– Черт… – прошептал я под нос – Это не я! Я не нарочно!
– Я знаю – улыбнулся Аносов – Интересно, чего они ждут? Или кого? Ты наживка, они должны были выйти на меня через тебя. Тут вопрос только один: ты наживка потому, что им нужно поймать убийцу, или их предложение все-таки на самом деле правда. Но это я сейчас узнаю. Вот только доем мороженое, а то ведь неизвестно – поем его еще, или нет.
– Я с тобой! – мороженое не лезло в глотку, я был зол, как черт – Я сейчас их тут разнесу!
– Не спеши…не надо – Аносов незаметно подмигнул – Я и сам кое-чего стою, а тебе светиться ни к чему. Ну, все…я пошел! Как уже сказал – выйду на тебя через несколько дней. Прошу, не вмешивайся!
Аносов встал, подхватил свою сетку, батожок и медленно, прихрамывая пошел на выход. Двое плечистых парней за последним столиком встали, преграждая ему дорогу, но «старичок» ловко двинул батожком между ног одного, зацепил палкой ногу другого, короткими тычками добил падающих на пол агентов и быстро, но не бегом вышел из кафе. Там к нему подскочили еще двое, и тут же разлетелись в стороны как кегли. Куда потом делся Аносов – я не заметил. Он будто растворился в толпе. Его затрапезного бежевого плаща не было видно нигде. Наверное, снял, или вывернул наизнанку.
На полу копошились ошеломленные оперативники, за окном с тротуара поднимались двое других, а парочка как ворковала, так и продолжала ворковать, якобы не заметив происшедшего, будто настолько углубились в свои любовные переживания.
Я встал, подошел к их столику и сел на стул, уставившись в глаза парню:
– Передайте Семичастному: так делать нельзя! Если сейчас он уйдет насовсем – это будет ваша вина! И еще – плохо работаете. Вас за версту видать!
– Я не понимаю, о чем вы говорите, товарищ! – пролепетал парень, но девушка зло поджала губы и прошипела:
– Говорила тебе! Дилетант!
Я пожал плечами, встал и пошел на выход. Скрываться теперь не было никакого смысла, и я спокойно добрался туда, где меня ожидала «волга». Мне очень хотелось, чтобы Аносов все-таки согласился на предложение Семичастного. Я верю, что предложение искреннее, по одной простой причине – любой руководитель нуждается в такой службе. Любой! А уже тем более тот руководитель, который ожидает низбежных эксцессов по результатам своей реформаторской деятельности. А то, что эксцессы будут – в этом никакого сомнения нет. По крайней мере – у меня. Это все спокойствие, это благополучие – кажущееся. Старая, закосневшая в своих догмах номенклатура никогда не позволит отказаться от прежних принципов, никогда не сдаст свои позиции. И Шелепин с Семичастным должны это понимать, и скорее всего – понимают.
***
«Объект покинул станцию метро и выйдя наружу прошел еще два квартала. Там он остановился и стал ждать. Ровно в пятнадцать часов московского времени был зафиксирован его контакт с пожилым мужчиной, который подошел к нему и что-то сказал. Затем они вместе направились в кафе-мороженое «Яблочко», где объект купил мороженое. Оба сели за столик в углу кафе и принялись тихо разговаривать. О чем они говорили услышать не удалось, хотя за соседний столик были подсажены Елка и Дуб.
Длинный и Гаврош блокировали выход, чтобы при попытке покинуть кафе сделать захват объекта-два, то есть пожилого мужчины, в котором и был опознан объект-два. Снаружи находились еще два оперативника из группы захвата, позывные Радик и Седой.
Разговор объектов продолжался около двадцати минут, после чего объект-два встал с места и пошел на выход. Длинный и Гаврош попытались произвести задержание, но объект-два с помощью спецприемов вывел обоих из строя. Затем, уже на улице, вывел из строя оперативников Радика и Седого. Куда он потом направился – наружка у метро засечь не успела. Объект два скрылся.
Объект-один после того, как объект-два скрылся, подошел к столику, где сидели Елка и Дуб, и передал им следующее сообщение, дословно: «Передайте Семичастному: так делать нельзя. Если сейчас он уйдет насовсем – это будет ваша вина. И еще – плохо работаете. Вас за версту видать»
Со слов Елки, объект-один был очень зол, и она подумала, что он сейчас может их ударить. Однако объект-один агрессии не проявил, вышел и отправился в метро, и потом к оставленной им автомашине.
Приказ на захват объекта два был отдан Третьим.»
Семичастный дочитал рапорт, и грязно выругался, стукнув кулаком по столу. Откинулся на спинку стула, вздохнул, взглянул на стоящего перед ним навытяжку полковника, все это время молчавшего и вообще не подававшего признаков жизни.
– Идиоты! Кто вам позволил?! Вам был отдан приказ – проследить! Кто вам приказал захватывать объект?!
– Товарищ Председатель, мы думали…
– Да ни хрена вы не думаете! Вы разучились думать! Во-первых, вы пытаетесь захватить объект, хотя указания такого вам не было дано! Во-вторых, вы оказываетесь настолько жалки, что вшестером, слышите, вшестером не можете захватить одного человека! Да вы не просто идиоты, хуже, вы ДИЛЕТАНТЫ! И место вам – в народном хозяйстве! Быкам хвосты крутить!
– Товарищ генерал армии…объект – опытный волкодав! А ребята молодые! Куда им против него?