1972
Часть 2 из 24 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Что делать? Спрятать ботинки ученого. Он опоздал на работу, нахамил начальнику, его уволили, он запил, по-пьянке попал под машину и стал инвалидом, которому каждый день требуется укол обезболивающего чтобы хотя бы немного поспать. Жалко ученого, да. Но люди не стали бессмертными, и угроза перенаселения отодвинулась на тысячи лет вперед. Если не навсегда.
Вот так и я – что-то, или кто-то помимо моей воли закинули меня в прошлое, надеясь, что я совершу нужные им действия. МНВ. И я их совершил. Или еще совершу. Увы, помимо своей воли, не зная конечной цели моего заброса. Играют меня втемную, швырнув в этот мир как гранату.
Нет, ну а что еще я могу сказать по этому поводу? Ну, вот так случилось – я оказался в 1970-м году, голый и босый, без порток и средств к существованию. Теперь – я известный советский писатель-фантаст, живу в городе Монклер штата Нью-Джерси и думаю, как мне изменить мир к лучшему, а точнее – мою несчастную Родину, Советский Союз, распавшийся по вине хапуг и мерзавцев. И каковы побочные последствия моего перемещения во времени и пространстве, как это произошло – я не знаю, и знать не могу.
И это нормально. Вот, например, кто знает, откуда взялся мир? Кто создал Землю и все сущее? Ну да, да… верующим легче. Они просто верят, и все тут! А ученые начинают нести свою чушь про теорию Большого взрыва, про всякие там протоматерии, никак и ничем не объясняя – а кто же создал эту протоматерию из которой Большой взрыв выбросил в том числе и нашу Землю – будто медведь из кишечника после зимней спячки.
Вот так и я – ни черта не знаю, кроме одного: есть такие вещи, задумываться над которым можно, но познать – никогда и ты это прекрасно знаешь. Умный человек не заморачивается над такими вещами, просто живет, а глупый, да еще и пишущий фантастические сказки – думает, голову ломает, теории строит. Дурак, да… нет бы верить, что все создано на седьмой день богом, которому просто стало скучно.
Кстати, не люблю ни упоротых фанатиков религии, ни упоротых атеистов. Первые вредят религии своим безумным фанатизмом и тупой, не рассуждающей верой в догмы, вторые молятся на свой атеизм, кончая от того, что цепляют верующих в бесконечных религиозно-антирелигиозных сетевых срачах. И самое смешное, что ни те, ни другие, не могут доказать ни отсутствия бога, ни его наличие.
Какова моя позиция? Верю я, или нет? Да кому какое дело, верующий я, или не верующий? И только себе могу сознаться: я как в том анекдоте про Абрамчика в советской школе: «Учительница обществоведения поставила на стол икону, и в доказательство того, что бога нет и с детьми ничего не случится (молния не ударит и падучая не жахнет), предложила школьникам подходить к иконе по очереди и плевать в лицо Христу. Все дети подходили и плевали, а вот Абрамчик не пошел, и не стал плевать. И тогда возмущенная учительница спросила: „Перельман, а ты почему не присоединился к другим детям?“ На что Абрамчик ответил: „Марь Иванна, зачем я это таки-буду делать? Если бога нет – зачем мне плевать в эту картинку? Это же бессмысленно! А если он есть – зачем мне портить с ним отношения?!“»
Вот так и я – а вдруг ТАМ что-то есть? Ведь никто не доказал обратного! А раз не доказали – почему я буду отрекаться от Веры? Кто-то ведь все вокруг меня создал?
Но да ладно – мои отношения с религией – это мои отношения. Я вообще по меркам Союза практически либерал. Воинствующий коммунист никогда бы не позволил Пабло устроить в одной из комнат гостевого дома в моем поместье что-то вроде часовни. Ребята, Пабло и Лаура, очень сильно верят, что и немудрено – они из Латинской Америки, а там к вере относятся в высшей степени серьезно. Двухтысячные годы приучили меня к терпимости, ох, как приучили! До тошноты. Но иногда эта терпимость все-таки полезна. Ну как в этом случае, к примеру.
Рейс, на котором прилетела Ниночка был единственным, прилетающим из Союза. Я тоже летел этим рейсом – пару месяцев назад. Комфортабельный самолет, вжик! И ты уже в Америке. День полета с промежуточной посадкой, никаких проблем. Интересно, кто оплатил Ниночке билет на этот самолет? Контора? Они, кто же еще.
Я нашел терминал, из которого должна была выйти Ниночка, и стал дожидаться, когда пассажиров пропустят через таможенный контроль. Вообще, в этом времени особых проблем ни с таможней, ни с визовым контролем нет совсем никаких. Эдакая аэропортовая невинность. Это потом – рентгенаппараты, досмотры с раздеванием до трусов, металлоискатели и часовые очереди на пропуске пассажиров. Сейчас – стойки с пограничниками, пара вопросов, а то и без них – хлопок печати по странице паспорта, и вот – ты в великой стране, которая ждет и надеется, когда в нее съедется всякая шваль. Ибо своих придурков не хватает, надо собрать их со всего мира.
Ну да, злой я. Но и справедливый. Только совсем уж несведущий человек не знает, что Штаты населены потомками тех, кому не было места в своей стране – беженцы всех мастей, начиная с отъявленных бандитов и бродяг, и заканчивая авантюристами, мечтавшими разбогатеть в стране, в которой пока что не действуют никакие человеческие законы. Надо только перестрелять коренных жителей этой страны – и заживешь, как и не снилось тебе в самых лучших твоих снах. И перестреляли. Вот только не зажили.
Нет, ну так-то кое-кто и зажил как мечтал – но совсем не все. Основная масса жителей США бьется за существование и не мечтает о белых кадиллаках и яхтах. Впрочем, не они одни. Не надо идеализировать ни один политический строй. И уж точно не может служить идеалом эта страна, паразитирующая на печатном станке. Я все-таки уверен, что если все будет идти так, как в 2018 году – США в конце концов лопнет, как грязный мыльный пузырь. Можно говорить, что это произойдет не скоро, что до тех пор все остальные передохнут («Пока толстый сохнет – тонкий сдохнет!»), но то, что это произойдет, не сомневается почти никто – кроме совсем уж упертых «онолитегов».
Ниночку я заметил не сразу. Он затерялась в толпе – шла между здоровенным толстым мужиком, за пузом которого наверное могли бы спрятаться две Ниночки, и пожилой дамой в шляпке с вуалью, выглядевшей сущим пережитком прошлого в своем старомодном пальто и кружевах.
Выглядела Ниночка так… по-советски, что я даже улыбнулся – вот же нарядятся, хоть стой, хоть падай! Под пальто цвета запекшейся крови кримпленовый костюм – помню, такой был у мамы. Модно, чего уж! Или не костюм, а платье… в общем – жуткая сиреневая штука с имитацией клапанов над несуществующими карманами. «Жуть и мраки!» – как говорил мой друг детства Яшка.
На ногах – туфли «прощай молодость» на широком пятисантиметровом каблуке. Ох уж эти советские моды семидесятых годов! С одной стороны – вроде как и мимимишное, ретро, «мамино», а с другой – уродство уродское! Вот кстати, Зина, моя бывшая подруга – умеет одеваться так, что ее одежда и обувь на все времена. Прошла бы по городу в 2018 году – скорее всего никто бы и не заметил, что она одета как-то не так. В чем дело – даже и не знаю. Хотя… а может и знаю – она ведь отоваривается со спецскладов, и выбирает все самое элегантное, самое красивое – без оглядки на последний писк моды. А вкус у Зины практически безупречный. Все-таки доктор медицины, профессор, преподаватель мединститута! Впрочем – можно быть профессором и совершенно не имея вкуса на одежду и обувь. Одно другому не мешает.
Профессор, профессор… почему не профессорша? Или профессорша – жена профессора? Глупо как-то звучит. Не по-русски. «Продавщица». «Врачиха». Мда… профессиональная деформация, чего уж там.
Ниночка меня не заметила, медленно дошла до круга, на котором должны были вскорости объявиться разнообразные чемоданы и чемоданишки, и застыла, глядя перед собой в пространство. Лицо грустное, даже какое-то бледное. Может, заболела? Чего она так переживает? Ведь это Великое Приключение для любой советской девушки! Приехать в Америку – да много ли советских людей могут похвастаться таким Мега-Приключением?! А тут…
– Попалась! – я подошел сзади и обнял Нину за плечи. Девушку вздрогнула, шарахнулась, а потом обмякла в моих руках:
– Ох… напугал-то как! Ну нельзя же так подкрадываться! Я думала, ты меня не встретишь… расстроилась.
Ах вон оно что… не заметила меня в толпе встречающих, и переживала. Ну что же… ничего страшного. Скоро я тебя развеселю! И сам развеселюсь… У меня от предвкушения «веселья» аж дрожит все внутри! Соскучился я по Ниночке… не сказал бы, что я ее люблю до потери пульса, но что-то в душе есть – привязанность, дружеские нотки, ну и желание – это уж само собой. Ниночка не может не вызывать желания – ее даже эта дурацкая одежда с не менее дурацкими башмаками и шляпкой не испортили. Красавица потрясающая! Кстати, не менее красивая, чем Лаура. Только у той красота какая-то… опасная, яркая, жгучая, как… как… у ведьмы! Таких на кострах сжигали в средневековье, чтобы не наводили морок на мужиков. У Ниночки красота домашняя, нежная, уютная. Какая лучше? Эта самая красота? Да кто знает – какая лучше, мне лично – Ниночкина. Пабло вот предпочитает красоту Лауры – он и сам как хищник, опасный, как леопард. На каждую женщину есть свой мужчина, который полюбит и будет носить на руках. Если поднимет, конечно.
Я чмокнул Ниночку в губы, она прижалась ко мне, и я почувствовал… в общем – почувствовал. Домой! Хочу – домой! Хмм… вдруг обнаружил, что при слове «дом» в голове всплывает образ моего поместья в городке Монклер. И мне стало досадно. Быстро я как-то привык к чужой земле! Уже видишь ли и дом на ней мне видится родным домом! Не нравится мне это…
– Это твоя машина?! – Ниночка натурально вытаращила глаза, глядя на великолепие моего белоснежного «сарая» – Вот это да! Ничего себе! А как называется?
– Называется – машина! – хохотнул я, и открыл багажник – Кадиллак это. Садись!
– А можно… открыть верх? – Ниночка неловко устроилась на сиденье и потянула ремень, пристраивая его в крпеление – Я никогда не ездила в машине с открытым верхом!
– Кабриолет называется! – важно сообщил я, чувствуя себя миссионером, просвещающим темного индейца о происхождении мира. И нажал кнопку открывания верха.
Я обожаю кабриолеты. Я это понял, когда в первый раз проехался в автомобиле с открытым верхом. Если кто-то думает, что на скорости из машины с открытым верхом сразу же выдувает все, что находится в салоне, включая водителя и пассажира – он жестоко ошибается. Лобовое стекло и боковые стекла, поднятые вверх, направляют поток встречного воздуха так, что он едва касается волос тех, кто сидит на передних сиденьях, завихряясь сзади, на уровне багажника. И… кайф! Это кайф! Над тобой – небо! Ветер целует тебя в макушку, а тяжелая машина, шелестя мягкими шинами вспарывает пространство, ракетой проносясь по гладкому, как стол автобану!
– Класс! – Ниночка заливается смехом, придерживая свою глупую шляпку, а я улыбаюсь и жму на педаль, подливая в ненастную глотку мощной машины все новые и новые порции животворящего бензина.
При въезде в Монклер скорость пришлось сбросить, соответственно дорожным знакам, и в городок мы въехали медленно и важно, вплыв в него, как некое подобие сухопутного крейсера. Эх, и здоровенная все-таки машинюга! Зверь, а не машина! Тихо сопит могучий движок, в салоне пахнет кожей и деревом. Эти машины делают из хороших материалов, это не одноразовые поделки двухтысячных годов – покатался и выбросил.
Погода стоит теплая на удивление – конец сентября, практически октябрь, а температура – почти как в конце августа прохладным днем. Впрочем, это и не удивительно – все-таки сказывается близость океана, возле которого климат помягче, чем в глубине материка. А если еще на ходу включить «печку» на полную мощность, да обдув в колени – сидишь, будто возле камина! Проверено! В том числе и сегодня.
Я свернул к обочине и остановился, не глуша движок. Нажал кнопку закрытия верха, дождался, когда штыри войдут в замок крепления на рамке лобового стекла, защелкнул рычаги, повернул ключ зажигания. Двигатель замолк, и я посмотрел на Ниночку, которая сидела молча и смотрела на меня.
– Ты здесь живешь? – удивленно спросила она, показывая на двухэтажный дом напротив, очень похожий на одну из «сталинок» – А мне сказали, ты живешь в своем доме!
– Кто сказал? – быстро спросил я.
– Махров говорил. И эти… комитетчики говорили.
– А еще что они тебе говорили?
– Ну… что тебе нужен секретарь, и ты хочешь, чтобы я приехала к тебе. Что ты сейчас успешный писатель, и…
– Ну? Что еще?
– Что я должна уговорить тебя вернуться в Союз.
– Я почему-то так и думал. Пойдем в магазин, надо тебя переодеть. Купим тебе кое-какой одежонки.
– Я что, плохо одета? Не модно? Я столько денег вывалила за это барахло, и ты говоришь, что я плохо одета?!
– Для Союза – вполне нормально. А здесь ты будешь как белая ворона (зачем говорить, что просто мне не нравится эта кислотная хрень?). Купим тебе что-нибудь попроще и помоднее.
Я закрыл машину, и мы пошли в магазин, над которым была прикреплена вывеска «Одежда и обувь Уильямс». Обычные стеклянные витрины с выставленными в них манекенами, мужскими и женскими, взирающими на мир со своими обычными улыбками наблюдателей из иного мира. Не люблю манекены, и никогда не любил, особенно после того, как начитался Крапивина с его фантастическими романами. Ну тот роман, где манекены гонятся за мальчишкой, и спасается он только тем, что бросает в этих чудовищ-терминаторов теннисный мячик, подаренный ему другом. (если не ошибаюсь – девчонкой) Мячик пробивал манекены навылет и они умирали. Брр… Кинговское «Оно» отдыхает!
– Хай! – молодая женщина лет двадцати пяти-тридцати вышла к нам откуда-то из глубины магазина – Что желают мистер и миссис?
– Мисс – усмехнулся я – Хай! Хотелось бы одеть мисс. Неброско, но модно и хорошо. На каждый день, и на выход в общество. Сумеем?
– Конечно, сумеем! – воодушевилась девушка, и тут же слегка увяла, осмотрев меня с ног до головы. Видимо, я ее не вдохновил. Не очень презентабельно выгляжу! Джинсы, джинсовая куртка, кожаные полусапожки – реднек, да и только.
– Уверены, что сумеете? – засомневался я – Все-таки не Манхеттен.
– Манхеттен! – фыркнула девушка – да у нас вещи гораздо более модные, чем на Манхеттене! По крайней мере – не хуже, чем там! Вы знаете, кто у нас тут, в Монклере живет?! Миллионеры! Даже русский писатель есть! Слышали про таинственного русского писателя? Колдуна? Который голыми руками убил двадцать человек гангстеров? Вот тут, в Монклере живет! На окраине, в доме Поплавски!
– А кто такой Поплавски? – спросил я, стараясь не расхохотаться, что удавалось мне с большим трудом. Нина же стояла удивленно хлопая ресницами, а когда услышала про искорененную мной преступность в количестве двух десятков человек – вообще выпала в осадок. У нее глаза сделались по плошке, хотя казалось – куда им стать еще больше? И так уже – «и расплескались на пол-лица светлых глаз твоих синие лужицы».
– Вы не знаете, сэр? Поплавски держал у нас ювелирный магазин, а потом решил уехать в Канаду, к родне. Дом он тут построил, так этот дом долго не могли продать – очень дорогой, кирпичный. Поляки любят кирпичные дома, вот и построил так, как любит. А продать не мог! А русский взял, и купил! Говорят, он сбежал от своего правительства – его хотели сжечь!
– Сжечь?! – искренне удивился я – Зачем сжечь, если он писатель?! Почему – сжечь?!
– Потому, что в России так принято! – с видом знатока важно кивнула продавщица – Вот написал писатель что-то такое, что не понравилось их правителям-коммунистам, его арестовали, приговорили, собрали все книги и сожгли! А писателя живьем сжигают – на костре из его книг! Такой обычай! Да, да, мисс, не смейтесь! Я точно знаю – сжигают! Привязывают к большой железной палке и вертят над костром! Мне человек рассказывал, которому верить можно – все так и есть! Ну так вот этот писатель убежал из своей страны и стал жить здесь. Дом отремонтировал – теперь этот дом блестит как елочная игрушка! А сам писатель отшельник – никуда не выходит, если только на машине куда-то выезжает, но окна всегда закрыты. А за продуктами ездит его прислуга – привратник Педро или его жена Лаура. Только к ним и подойти страшно – Педро весь в татуировках. Настоящий бандит! Как глянет – аж мороз по коже! А Лаура красавица – как с картинки. Вот! Вот такой у нас знаменитый город! А вы проездом или живете тут?
– Живу тут – я улыбнулся и предложил – давайте все-таки вернемся к тому, зачем мы сюда пришли. Мне нужно одеть мою девушку – начиная с нижнего белья и заканчивая… в общем – с ног до головы. И не стесняйтесь что-то предлагать. Деньги не имеют значения.
Продавщица просто просияла! Слова «деньги не имеют значения» действуют на продавцов просто-таки магически. Особенно на американцев, которые прекрасно знают, что деньги имеют значение, и ох, какое значение!
Мне тут же предложили посидеть на кожаном диване возле аквариума с морскими рыбами (Хороший, кстати, аквариум! Интересно, кто им занимается? Не продавщица же), попить кофе, пока они с Ниночкой занимаются подбором одежды. От кофе я отказался (задрали этим кофе – везде: Кофе! Кофе! Кофе! Нафиг кофе! Чай! И лучше – зеленый! С лимоном! Тьфу на ваш кофе!)
Заняло это дело около полутора часов. Но скучно не было. Каждый наряд, который надевали на Ниночку, она мне демонстрировала как на подиуме, прохаживаясь мимо меня походкой манекенщицы.
Примерно половину нарядов я забраковал – оставил только самые элегантные, без намеков на «кислотность», присущую нарядам современных модниц. Из вызывающих облачений оставил только короткие шортики с топиками – ну не могу с собой ничего поделать! Девушка в коротких шортиках и топике, обтягивающемгрудь вызывает у меня вполне естественное для мужчины желание… хмм… желание. Вот.
Обувь на «манной каше» и на широченных «копытах» отверг сразу и бесповоротно, предложив подавщице предлагать или туфли на «шпильках», или вообще без каблуков. Нет, моды 70-х не для меня.
Можно упрекнуть меня в том, что вообще-то эту одежду будет носить Ниночка, а не я, и какое мне дело, что она носит? Но я не буду говорить о том, что вообще-то это барахло оплачиваю своими деньгами. И не буду говорить о том, что считаю «кислотные» моды 70-х верхом безвкусицы и глупости. Не буду по одной простой причине – кислотная мода не для богатых. Это выбор бедняков, которые желают выглядеть ярко и вычурно, желают, чтобы их все-таки заметили. Богатые люди одеваются элегантно и как ни странно – стиль их одежды не так уж и сильно меняется. Ну… если строго к этому делу не подходить. Вечернее платье – оно всегда вечернее платье, и никогда не бывает «кислотного» цвета. Смокинг – он всегда смокинг. Ну и так далее.
Я лично вообще предпочитаю стиль «а-ля Хемингуэй»: джинсы, свитер. Ну – или клетчатая рубашка. Даже представить не могу себя в смокинге, и уж тем более во фраке. Солдафон, что еще сказать.
К самому завершению нашего дефиле появилась еще одна продавщица, скорее всего куда-то отходившая по делам. Эта была постарше, дама лет сорока пяти – холеная, хорошо одетая. Она поздоровалась с нами, спросила у «нашей» продавщицы, почему та повесила на двери табличку «Закрыто», и с первых слов поняв, что именно происходит, стала помогать подбирать искомое барахло.
Наконец мы утонули в пакетах и коробках, и я решил – хватит. Хорошего понемножку! А то у Ниночки от счастья совсем голова кругом пойдет. Спятит, проще сказать.
– Я могу расплатиться чеком? – спросил я, не очень ожидая, что мне позволят это сделать. Ну кто я такой для них? Мужик в джинсе, реднек реднеком! А вдруг мои чеки не обеспечены? А я усядусь в свой кабриолет, и… вжжжик! Ищи-свищи!
– Конечно, сэр Карпофф! (продавщица, которая нас встретила – придушенно охнула) Конечно! Никаких проблем! Заходите еще! И вот что – я хозяйка магазина, и сделаю вам скидку десять процентов. Можно я вывешу плакатик, что известный писатель Карпофф покупает одежду в этом магазине?
– Почему бы и нет? – ухмыльнулся я – Можете даже мою фотографию повесить. Автограф дать?
– Конечно! Сейчас! Сейчас!
Женщина убежала куда-то в дальний угол, видимо там был ее кабинет, а молодая продавщица, стоявшая рядом и не спускавшая глаз с меня и Ниночки, упавшим голосом сказала:
– Вот это вы меня разыграли, сэр Карпофф! А я-то распинаюсь, рассказываю вам про ваш дом! Ну и шутник же вы! И хоть бы словом показали, что вы, это вы! Сэр Карпофф, а можно… я вас поцелую?
Я смешался, не зная, что сказать – уж очень неожиданно! Потом поглядел на Ниночку, взгляд которой блуждал где-то в астрале, собрался отказаться, но продавщица шагнула ко мне, подпрыгнула и чмокнула в щеку:
– Теперь все подружки обзавидуются! Я с самим Карпофф целовалась!
И уже обращаясь к Ниночке, странным, вроде как тоскующим голосом сказала:
– Мисс, вы такая счастливая! Вы подруга самого Карпофф! Господи, как я вам завидую! Я бы для него… я бы для него… все бы сделала для него! (и внимательно посмотрела на меня – понял ли?)
Ниночка удивленно воззрилась на девушку, будто только сейчас ее заметила, поняла, что ей было сказано, и щеки Нины вдруг покрылись румянцем (к моему вящему удовольствию и смеху – не разучилась краснеть!). Но справилась с собой – улыбнулась и пожала плечами, ничего по этому поводу не говоря. Мол, что вышло, то вышло, о чем еще говорить?
Покупки нам до машины донести помогли. Не тяжело, но слишком много пакетов, да и дверцу открывать неудобно. И багажник. Да, пакеты загрузил в багажник и место еще осталось. Это не машина, это какая-то шаланда!
Ниночка тут же порскнула на сиденье, а когда я сел за руль, грустно сказала:
– Ты знаешь, я когда сюда ехала, думала – одета, как с картинки. Пусть знают, что советские не щи лаптем хлебают! И мы понимаем, как надо одеваться! А теперь чувствую себя… неловко. Мне кажется, что все на меня смотрят и говорят: смотри, какая смешная девушка! Вон что на себя напялила! И откуда такие берутся?! Из глубинки, наверное!
Вот так и я – что-то, или кто-то помимо моей воли закинули меня в прошлое, надеясь, что я совершу нужные им действия. МНВ. И я их совершил. Или еще совершу. Увы, помимо своей воли, не зная конечной цели моего заброса. Играют меня втемную, швырнув в этот мир как гранату.
Нет, ну а что еще я могу сказать по этому поводу? Ну, вот так случилось – я оказался в 1970-м году, голый и босый, без порток и средств к существованию. Теперь – я известный советский писатель-фантаст, живу в городе Монклер штата Нью-Джерси и думаю, как мне изменить мир к лучшему, а точнее – мою несчастную Родину, Советский Союз, распавшийся по вине хапуг и мерзавцев. И каковы побочные последствия моего перемещения во времени и пространстве, как это произошло – я не знаю, и знать не могу.
И это нормально. Вот, например, кто знает, откуда взялся мир? Кто создал Землю и все сущее? Ну да, да… верующим легче. Они просто верят, и все тут! А ученые начинают нести свою чушь про теорию Большого взрыва, про всякие там протоматерии, никак и ничем не объясняя – а кто же создал эту протоматерию из которой Большой взрыв выбросил в том числе и нашу Землю – будто медведь из кишечника после зимней спячки.
Вот так и я – ни черта не знаю, кроме одного: есть такие вещи, задумываться над которым можно, но познать – никогда и ты это прекрасно знаешь. Умный человек не заморачивается над такими вещами, просто живет, а глупый, да еще и пишущий фантастические сказки – думает, голову ломает, теории строит. Дурак, да… нет бы верить, что все создано на седьмой день богом, которому просто стало скучно.
Кстати, не люблю ни упоротых фанатиков религии, ни упоротых атеистов. Первые вредят религии своим безумным фанатизмом и тупой, не рассуждающей верой в догмы, вторые молятся на свой атеизм, кончая от того, что цепляют верующих в бесконечных религиозно-антирелигиозных сетевых срачах. И самое смешное, что ни те, ни другие, не могут доказать ни отсутствия бога, ни его наличие.
Какова моя позиция? Верю я, или нет? Да кому какое дело, верующий я, или не верующий? И только себе могу сознаться: я как в том анекдоте про Абрамчика в советской школе: «Учительница обществоведения поставила на стол икону, и в доказательство того, что бога нет и с детьми ничего не случится (молния не ударит и падучая не жахнет), предложила школьникам подходить к иконе по очереди и плевать в лицо Христу. Все дети подходили и плевали, а вот Абрамчик не пошел, и не стал плевать. И тогда возмущенная учительница спросила: „Перельман, а ты почему не присоединился к другим детям?“ На что Абрамчик ответил: „Марь Иванна, зачем я это таки-буду делать? Если бога нет – зачем мне плевать в эту картинку? Это же бессмысленно! А если он есть – зачем мне портить с ним отношения?!“»
Вот так и я – а вдруг ТАМ что-то есть? Ведь никто не доказал обратного! А раз не доказали – почему я буду отрекаться от Веры? Кто-то ведь все вокруг меня создал?
Но да ладно – мои отношения с религией – это мои отношения. Я вообще по меркам Союза практически либерал. Воинствующий коммунист никогда бы не позволил Пабло устроить в одной из комнат гостевого дома в моем поместье что-то вроде часовни. Ребята, Пабло и Лаура, очень сильно верят, что и немудрено – они из Латинской Америки, а там к вере относятся в высшей степени серьезно. Двухтысячные годы приучили меня к терпимости, ох, как приучили! До тошноты. Но иногда эта терпимость все-таки полезна. Ну как в этом случае, к примеру.
Рейс, на котором прилетела Ниночка был единственным, прилетающим из Союза. Я тоже летел этим рейсом – пару месяцев назад. Комфортабельный самолет, вжик! И ты уже в Америке. День полета с промежуточной посадкой, никаких проблем. Интересно, кто оплатил Ниночке билет на этот самолет? Контора? Они, кто же еще.
Я нашел терминал, из которого должна была выйти Ниночка, и стал дожидаться, когда пассажиров пропустят через таможенный контроль. Вообще, в этом времени особых проблем ни с таможней, ни с визовым контролем нет совсем никаких. Эдакая аэропортовая невинность. Это потом – рентгенаппараты, досмотры с раздеванием до трусов, металлоискатели и часовые очереди на пропуске пассажиров. Сейчас – стойки с пограничниками, пара вопросов, а то и без них – хлопок печати по странице паспорта, и вот – ты в великой стране, которая ждет и надеется, когда в нее съедется всякая шваль. Ибо своих придурков не хватает, надо собрать их со всего мира.
Ну да, злой я. Но и справедливый. Только совсем уж несведущий человек не знает, что Штаты населены потомками тех, кому не было места в своей стране – беженцы всех мастей, начиная с отъявленных бандитов и бродяг, и заканчивая авантюристами, мечтавшими разбогатеть в стране, в которой пока что не действуют никакие человеческие законы. Надо только перестрелять коренных жителей этой страны – и заживешь, как и не снилось тебе в самых лучших твоих снах. И перестреляли. Вот только не зажили.
Нет, ну так-то кое-кто и зажил как мечтал – но совсем не все. Основная масса жителей США бьется за существование и не мечтает о белых кадиллаках и яхтах. Впрочем, не они одни. Не надо идеализировать ни один политический строй. И уж точно не может служить идеалом эта страна, паразитирующая на печатном станке. Я все-таки уверен, что если все будет идти так, как в 2018 году – США в конце концов лопнет, как грязный мыльный пузырь. Можно говорить, что это произойдет не скоро, что до тех пор все остальные передохнут («Пока толстый сохнет – тонкий сдохнет!»), но то, что это произойдет, не сомневается почти никто – кроме совсем уж упертых «онолитегов».
Ниночку я заметил не сразу. Он затерялась в толпе – шла между здоровенным толстым мужиком, за пузом которого наверное могли бы спрятаться две Ниночки, и пожилой дамой в шляпке с вуалью, выглядевшей сущим пережитком прошлого в своем старомодном пальто и кружевах.
Выглядела Ниночка так… по-советски, что я даже улыбнулся – вот же нарядятся, хоть стой, хоть падай! Под пальто цвета запекшейся крови кримпленовый костюм – помню, такой был у мамы. Модно, чего уж! Или не костюм, а платье… в общем – жуткая сиреневая штука с имитацией клапанов над несуществующими карманами. «Жуть и мраки!» – как говорил мой друг детства Яшка.
На ногах – туфли «прощай молодость» на широком пятисантиметровом каблуке. Ох уж эти советские моды семидесятых годов! С одной стороны – вроде как и мимимишное, ретро, «мамино», а с другой – уродство уродское! Вот кстати, Зина, моя бывшая подруга – умеет одеваться так, что ее одежда и обувь на все времена. Прошла бы по городу в 2018 году – скорее всего никто бы и не заметил, что она одета как-то не так. В чем дело – даже и не знаю. Хотя… а может и знаю – она ведь отоваривается со спецскладов, и выбирает все самое элегантное, самое красивое – без оглядки на последний писк моды. А вкус у Зины практически безупречный. Все-таки доктор медицины, профессор, преподаватель мединститута! Впрочем – можно быть профессором и совершенно не имея вкуса на одежду и обувь. Одно другому не мешает.
Профессор, профессор… почему не профессорша? Или профессорша – жена профессора? Глупо как-то звучит. Не по-русски. «Продавщица». «Врачиха». Мда… профессиональная деформация, чего уж там.
Ниночка меня не заметила, медленно дошла до круга, на котором должны были вскорости объявиться разнообразные чемоданы и чемоданишки, и застыла, глядя перед собой в пространство. Лицо грустное, даже какое-то бледное. Может, заболела? Чего она так переживает? Ведь это Великое Приключение для любой советской девушки! Приехать в Америку – да много ли советских людей могут похвастаться таким Мега-Приключением?! А тут…
– Попалась! – я подошел сзади и обнял Нину за плечи. Девушку вздрогнула, шарахнулась, а потом обмякла в моих руках:
– Ох… напугал-то как! Ну нельзя же так подкрадываться! Я думала, ты меня не встретишь… расстроилась.
Ах вон оно что… не заметила меня в толпе встречающих, и переживала. Ну что же… ничего страшного. Скоро я тебя развеселю! И сам развеселюсь… У меня от предвкушения «веселья» аж дрожит все внутри! Соскучился я по Ниночке… не сказал бы, что я ее люблю до потери пульса, но что-то в душе есть – привязанность, дружеские нотки, ну и желание – это уж само собой. Ниночка не может не вызывать желания – ее даже эта дурацкая одежда с не менее дурацкими башмаками и шляпкой не испортили. Красавица потрясающая! Кстати, не менее красивая, чем Лаура. Только у той красота какая-то… опасная, яркая, жгучая, как… как… у ведьмы! Таких на кострах сжигали в средневековье, чтобы не наводили морок на мужиков. У Ниночки красота домашняя, нежная, уютная. Какая лучше? Эта самая красота? Да кто знает – какая лучше, мне лично – Ниночкина. Пабло вот предпочитает красоту Лауры – он и сам как хищник, опасный, как леопард. На каждую женщину есть свой мужчина, который полюбит и будет носить на руках. Если поднимет, конечно.
Я чмокнул Ниночку в губы, она прижалась ко мне, и я почувствовал… в общем – почувствовал. Домой! Хочу – домой! Хмм… вдруг обнаружил, что при слове «дом» в голове всплывает образ моего поместья в городке Монклер. И мне стало досадно. Быстро я как-то привык к чужой земле! Уже видишь ли и дом на ней мне видится родным домом! Не нравится мне это…
– Это твоя машина?! – Ниночка натурально вытаращила глаза, глядя на великолепие моего белоснежного «сарая» – Вот это да! Ничего себе! А как называется?
– Называется – машина! – хохотнул я, и открыл багажник – Кадиллак это. Садись!
– А можно… открыть верх? – Ниночка неловко устроилась на сиденье и потянула ремень, пристраивая его в крпеление – Я никогда не ездила в машине с открытым верхом!
– Кабриолет называется! – важно сообщил я, чувствуя себя миссионером, просвещающим темного индейца о происхождении мира. И нажал кнопку открывания верха.
Я обожаю кабриолеты. Я это понял, когда в первый раз проехался в автомобиле с открытым верхом. Если кто-то думает, что на скорости из машины с открытым верхом сразу же выдувает все, что находится в салоне, включая водителя и пассажира – он жестоко ошибается. Лобовое стекло и боковые стекла, поднятые вверх, направляют поток встречного воздуха так, что он едва касается волос тех, кто сидит на передних сиденьях, завихряясь сзади, на уровне багажника. И… кайф! Это кайф! Над тобой – небо! Ветер целует тебя в макушку, а тяжелая машина, шелестя мягкими шинами вспарывает пространство, ракетой проносясь по гладкому, как стол автобану!
– Класс! – Ниночка заливается смехом, придерживая свою глупую шляпку, а я улыбаюсь и жму на педаль, подливая в ненастную глотку мощной машины все новые и новые порции животворящего бензина.
При въезде в Монклер скорость пришлось сбросить, соответственно дорожным знакам, и в городок мы въехали медленно и важно, вплыв в него, как некое подобие сухопутного крейсера. Эх, и здоровенная все-таки машинюга! Зверь, а не машина! Тихо сопит могучий движок, в салоне пахнет кожей и деревом. Эти машины делают из хороших материалов, это не одноразовые поделки двухтысячных годов – покатался и выбросил.
Погода стоит теплая на удивление – конец сентября, практически октябрь, а температура – почти как в конце августа прохладным днем. Впрочем, это и не удивительно – все-таки сказывается близость океана, возле которого климат помягче, чем в глубине материка. А если еще на ходу включить «печку» на полную мощность, да обдув в колени – сидишь, будто возле камина! Проверено! В том числе и сегодня.
Я свернул к обочине и остановился, не глуша движок. Нажал кнопку закрытия верха, дождался, когда штыри войдут в замок крепления на рамке лобового стекла, защелкнул рычаги, повернул ключ зажигания. Двигатель замолк, и я посмотрел на Ниночку, которая сидела молча и смотрела на меня.
– Ты здесь живешь? – удивленно спросила она, показывая на двухэтажный дом напротив, очень похожий на одну из «сталинок» – А мне сказали, ты живешь в своем доме!
– Кто сказал? – быстро спросил я.
– Махров говорил. И эти… комитетчики говорили.
– А еще что они тебе говорили?
– Ну… что тебе нужен секретарь, и ты хочешь, чтобы я приехала к тебе. Что ты сейчас успешный писатель, и…
– Ну? Что еще?
– Что я должна уговорить тебя вернуться в Союз.
– Я почему-то так и думал. Пойдем в магазин, надо тебя переодеть. Купим тебе кое-какой одежонки.
– Я что, плохо одета? Не модно? Я столько денег вывалила за это барахло, и ты говоришь, что я плохо одета?!
– Для Союза – вполне нормально. А здесь ты будешь как белая ворона (зачем говорить, что просто мне не нравится эта кислотная хрень?). Купим тебе что-нибудь попроще и помоднее.
Я закрыл машину, и мы пошли в магазин, над которым была прикреплена вывеска «Одежда и обувь Уильямс». Обычные стеклянные витрины с выставленными в них манекенами, мужскими и женскими, взирающими на мир со своими обычными улыбками наблюдателей из иного мира. Не люблю манекены, и никогда не любил, особенно после того, как начитался Крапивина с его фантастическими романами. Ну тот роман, где манекены гонятся за мальчишкой, и спасается он только тем, что бросает в этих чудовищ-терминаторов теннисный мячик, подаренный ему другом. (если не ошибаюсь – девчонкой) Мячик пробивал манекены навылет и они умирали. Брр… Кинговское «Оно» отдыхает!
– Хай! – молодая женщина лет двадцати пяти-тридцати вышла к нам откуда-то из глубины магазина – Что желают мистер и миссис?
– Мисс – усмехнулся я – Хай! Хотелось бы одеть мисс. Неброско, но модно и хорошо. На каждый день, и на выход в общество. Сумеем?
– Конечно, сумеем! – воодушевилась девушка, и тут же слегка увяла, осмотрев меня с ног до головы. Видимо, я ее не вдохновил. Не очень презентабельно выгляжу! Джинсы, джинсовая куртка, кожаные полусапожки – реднек, да и только.
– Уверены, что сумеете? – засомневался я – Все-таки не Манхеттен.
– Манхеттен! – фыркнула девушка – да у нас вещи гораздо более модные, чем на Манхеттене! По крайней мере – не хуже, чем там! Вы знаете, кто у нас тут, в Монклере живет?! Миллионеры! Даже русский писатель есть! Слышали про таинственного русского писателя? Колдуна? Который голыми руками убил двадцать человек гангстеров? Вот тут, в Монклере живет! На окраине, в доме Поплавски!
– А кто такой Поплавски? – спросил я, стараясь не расхохотаться, что удавалось мне с большим трудом. Нина же стояла удивленно хлопая ресницами, а когда услышала про искорененную мной преступность в количестве двух десятков человек – вообще выпала в осадок. У нее глаза сделались по плошке, хотя казалось – куда им стать еще больше? И так уже – «и расплескались на пол-лица светлых глаз твоих синие лужицы».
– Вы не знаете, сэр? Поплавски держал у нас ювелирный магазин, а потом решил уехать в Канаду, к родне. Дом он тут построил, так этот дом долго не могли продать – очень дорогой, кирпичный. Поляки любят кирпичные дома, вот и построил так, как любит. А продать не мог! А русский взял, и купил! Говорят, он сбежал от своего правительства – его хотели сжечь!
– Сжечь?! – искренне удивился я – Зачем сжечь, если он писатель?! Почему – сжечь?!
– Потому, что в России так принято! – с видом знатока важно кивнула продавщица – Вот написал писатель что-то такое, что не понравилось их правителям-коммунистам, его арестовали, приговорили, собрали все книги и сожгли! А писателя живьем сжигают – на костре из его книг! Такой обычай! Да, да, мисс, не смейтесь! Я точно знаю – сжигают! Привязывают к большой железной палке и вертят над костром! Мне человек рассказывал, которому верить можно – все так и есть! Ну так вот этот писатель убежал из своей страны и стал жить здесь. Дом отремонтировал – теперь этот дом блестит как елочная игрушка! А сам писатель отшельник – никуда не выходит, если только на машине куда-то выезжает, но окна всегда закрыты. А за продуктами ездит его прислуга – привратник Педро или его жена Лаура. Только к ним и подойти страшно – Педро весь в татуировках. Настоящий бандит! Как глянет – аж мороз по коже! А Лаура красавица – как с картинки. Вот! Вот такой у нас знаменитый город! А вы проездом или живете тут?
– Живу тут – я улыбнулся и предложил – давайте все-таки вернемся к тому, зачем мы сюда пришли. Мне нужно одеть мою девушку – начиная с нижнего белья и заканчивая… в общем – с ног до головы. И не стесняйтесь что-то предлагать. Деньги не имеют значения.
Продавщица просто просияла! Слова «деньги не имеют значения» действуют на продавцов просто-таки магически. Особенно на американцев, которые прекрасно знают, что деньги имеют значение, и ох, какое значение!
Мне тут же предложили посидеть на кожаном диване возле аквариума с морскими рыбами (Хороший, кстати, аквариум! Интересно, кто им занимается? Не продавщица же), попить кофе, пока они с Ниночкой занимаются подбором одежды. От кофе я отказался (задрали этим кофе – везде: Кофе! Кофе! Кофе! Нафиг кофе! Чай! И лучше – зеленый! С лимоном! Тьфу на ваш кофе!)
Заняло это дело около полутора часов. Но скучно не было. Каждый наряд, который надевали на Ниночку, она мне демонстрировала как на подиуме, прохаживаясь мимо меня походкой манекенщицы.
Примерно половину нарядов я забраковал – оставил только самые элегантные, без намеков на «кислотность», присущую нарядам современных модниц. Из вызывающих облачений оставил только короткие шортики с топиками – ну не могу с собой ничего поделать! Девушка в коротких шортиках и топике, обтягивающемгрудь вызывает у меня вполне естественное для мужчины желание… хмм… желание. Вот.
Обувь на «манной каше» и на широченных «копытах» отверг сразу и бесповоротно, предложив подавщице предлагать или туфли на «шпильках», или вообще без каблуков. Нет, моды 70-х не для меня.
Можно упрекнуть меня в том, что вообще-то эту одежду будет носить Ниночка, а не я, и какое мне дело, что она носит? Но я не буду говорить о том, что вообще-то это барахло оплачиваю своими деньгами. И не буду говорить о том, что считаю «кислотные» моды 70-х верхом безвкусицы и глупости. Не буду по одной простой причине – кислотная мода не для богатых. Это выбор бедняков, которые желают выглядеть ярко и вычурно, желают, чтобы их все-таки заметили. Богатые люди одеваются элегантно и как ни странно – стиль их одежды не так уж и сильно меняется. Ну… если строго к этому делу не подходить. Вечернее платье – оно всегда вечернее платье, и никогда не бывает «кислотного» цвета. Смокинг – он всегда смокинг. Ну и так далее.
Я лично вообще предпочитаю стиль «а-ля Хемингуэй»: джинсы, свитер. Ну – или клетчатая рубашка. Даже представить не могу себя в смокинге, и уж тем более во фраке. Солдафон, что еще сказать.
К самому завершению нашего дефиле появилась еще одна продавщица, скорее всего куда-то отходившая по делам. Эта была постарше, дама лет сорока пяти – холеная, хорошо одетая. Она поздоровалась с нами, спросила у «нашей» продавщицы, почему та повесила на двери табличку «Закрыто», и с первых слов поняв, что именно происходит, стала помогать подбирать искомое барахло.
Наконец мы утонули в пакетах и коробках, и я решил – хватит. Хорошего понемножку! А то у Ниночки от счастья совсем голова кругом пойдет. Спятит, проще сказать.
– Я могу расплатиться чеком? – спросил я, не очень ожидая, что мне позволят это сделать. Ну кто я такой для них? Мужик в джинсе, реднек реднеком! А вдруг мои чеки не обеспечены? А я усядусь в свой кабриолет, и… вжжжик! Ищи-свищи!
– Конечно, сэр Карпофф! (продавщица, которая нас встретила – придушенно охнула) Конечно! Никаких проблем! Заходите еще! И вот что – я хозяйка магазина, и сделаю вам скидку десять процентов. Можно я вывешу плакатик, что известный писатель Карпофф покупает одежду в этом магазине?
– Почему бы и нет? – ухмыльнулся я – Можете даже мою фотографию повесить. Автограф дать?
– Конечно! Сейчас! Сейчас!
Женщина убежала куда-то в дальний угол, видимо там был ее кабинет, а молодая продавщица, стоявшая рядом и не спускавшая глаз с меня и Ниночки, упавшим голосом сказала:
– Вот это вы меня разыграли, сэр Карпофф! А я-то распинаюсь, рассказываю вам про ваш дом! Ну и шутник же вы! И хоть бы словом показали, что вы, это вы! Сэр Карпофф, а можно… я вас поцелую?
Я смешался, не зная, что сказать – уж очень неожиданно! Потом поглядел на Ниночку, взгляд которой блуждал где-то в астрале, собрался отказаться, но продавщица шагнула ко мне, подпрыгнула и чмокнула в щеку:
– Теперь все подружки обзавидуются! Я с самим Карпофф целовалась!
И уже обращаясь к Ниночке, странным, вроде как тоскующим голосом сказала:
– Мисс, вы такая счастливая! Вы подруга самого Карпофф! Господи, как я вам завидую! Я бы для него… я бы для него… все бы сделала для него! (и внимательно посмотрела на меня – понял ли?)
Ниночка удивленно воззрилась на девушку, будто только сейчас ее заметила, поняла, что ей было сказано, и щеки Нины вдруг покрылись румянцем (к моему вящему удовольствию и смеху – не разучилась краснеть!). Но справилась с собой – улыбнулась и пожала плечами, ничего по этому поводу не говоря. Мол, что вышло, то вышло, о чем еще говорить?
Покупки нам до машины донести помогли. Не тяжело, но слишком много пакетов, да и дверцу открывать неудобно. И багажник. Да, пакеты загрузил в багажник и место еще осталось. Это не машина, это какая-то шаланда!
Ниночка тут же порскнула на сиденье, а когда я сел за руль, грустно сказала:
– Ты знаешь, я когда сюда ехала, думала – одета, как с картинки. Пусть знают, что советские не щи лаптем хлебают! И мы понимаем, как надо одеваться! А теперь чувствую себя… неловко. Мне кажется, что все на меня смотрят и говорят: смотри, какая смешная девушка! Вон что на себя напялила! И откуда такие берутся?! Из глубинки, наверное!