100 свиданий с ведьмаком

Я продолжала тихонько икать.

— Грызень и Стылый, — представил Злыдень двух своих братьев, с которыми я еще не имела чести познакомиться. — Грыз тебе сейчас все расскажет. Он у нас по артефактам специалист, сам мастерит-собирает, его лавка рядом с магазином Хмурого.

Я повертела головой, но Хмурого не увидела. Седьмой брат?

Грызень почесал шею. Он один из братьев был одет в сюртук, штаны и кожаный фартук. Остальные явились в длинных ночных рубашках до пят и колпачках с кружевами. В фасонах ночнушек хорошо отслеживался тонкий вкус портного Злыдня.

— Ярила Путерадовна, — заговорил мастер артефактов, — твоя бабушка, нас, почитай, от смерти спасла. И семьи наши. Когда пошла на город белая сыпь, люди ею почти не болели, а вот Дивные и мы… Город тогда адским местом стал, весь в дыму от крематориев, в звоне колокольном… от похорон. Детишки Клятовы сыпь в школе подхватили… а за ними мы… все мы…

Клят кивнул, слегка побледнев и громко выдохнув.

— Поначалу мы с Ярилой не очень-то ужились. Почитай, как с тобой. Недоверчивые мы шибко.

Тут закивали все шестеро братьев, мол, да, недоверчивые они.

— Хмурый до сих пор тебе не верит. Не пришел. Ты в голову не бери, он подумает, голову поломает, признает, — пообещал Грыз. — В общем, Ярила нас вылечила тогда — воды особой принесла. Из камня, — дворф многозначительно кивнул на дверь в сад.

— Камня? — уточнила я. — Того камня? Нашего? Нет там никакой воды.

— Сейчас нет, а раньше была.

— И раньше не было, я помню, я каждое лето к бабушке приезжала!

— Вот именно что летом. Летом вода глубоко уходила, зимой замерзала под землей. Весной и осенью по капле сочилась. Живая и Мертвая Вода — иногда спасение, иногда смерть лютая, — подал голос Крысень. Он владел цветочной лавкой на углу переулка. — Надо знать, станет она ядом или лекарством.

— Мертвая и Живая? — завороженно переспросила я.

Крысень отошел к камину, принялся расставлять в нем щепу. Пожаловался:

— Холодно. Быть буре… С севера Ледяной Рой идет, давно его не было… сколько, братья?

— Три… четыре года, — нестройно ответили дворфы.

Мне стало еще страшнее. Я никогда прежде не заставала Ледяной Рой в Сильверграде, только слышала о нем всякие ужасы. Дети в переулке, с которыми я играла, пугали меня рассказами о замерзших посреди летнего зноя людях на улицах. И добавляли шепотом: старое проклятье Кощея. Да, да, того самого, Нави Наместника. Одна из Вещих Дев, великих ведуний, что-то от него в городе спрятала. Вот он и лютует, даже будучи мертвым. Или немертвым, ежели действительно бессмертный он.

— Ярила была из потомком Вещих Дев, — словно услышав мои мысли, уточнил Крыс.

С ума сойти! Вот вам и бабушка Ярила, эксцентричная пожилая дама со странностями, над которой в нашей семье вечно все потешались, даже ее племянник, мой отец.

— Это которые… — я порылась в памяти, — Василиса? Настасья? Алена? Елена и… еще кто-то, — школьная программа изрядно подзабылась.

— Да. Они спрятали Источник в Сильверграде. Окружили его магией и не дали Кощею им завладеть. Он несколько раз пытался в город пробиться — не смог. А Сильверград стал градом соединения многих миров. Ярила была из тех, кто ведал, кому Вода поможет, а кого ни в коем разе поить нельзя. Хранительницей была твоя бабушка. Боялась она. Говорила, зло пришло в Сильверград. Часто говорила, что смерть свою предвидит. Тогда… перед аварией… она Источник запечатала. И… сгинула. Разные нехорошие люди много раз пытались проникнуть в дом. Не сумели: мы колдовали, Грыз артефакты разложил. Дом пытались купить. Стылый отстоял. И все те, кому Ярила когда-то помогла, поддержали его.

Дворф Стылый кивнул. Он был юристом и держал нотариальную контору в конце Лисьего Переулка.

— Но бабушка завещала дом мне, — с недоумением произнесла я. — Почему мне? Такое место! Я ведь немаг! Что мне теперь с этим всем делать? Это ведь из-за нее. Из-за Воды? Мы похоронили эту птичку! С малышами Клята! — я ткнула пальцем в дверь. Она заскрипела. Кажется, в нее пытался просунуться чей-то голубоватый призрачный нос.

— Ярила никогда ничего не делала просто так, — сказал Грыз, пожав плечами. — Она даже смерть свою предвидела. Почему тебе? Видно, так нужно было. А что это за зоопарк? Понятия не имею. Нужно у Лютого в магазине покопаться, была у него одна книга, сказки о Вещих Девах.

— Пока Ярила считалась без вести пропавшей, дом стоял без хозяина, — уточнил Стылый. — Через три года пошел процесс вступления завещания в силу. А ты точно немаг?

Все гномы разом покосились на полуоткрытую дверь в сад. За ней заливался розоклюв.

— Нет! — воскликнула я. — Точно!

— Источник крепко запечатан, — задумчиво проговорил Клят. — Но эти… немертвые души. Такое чувство, что ожили те, кто был в саду прикопан. Они с ним связаны, с камнем.

Ну, хоть икота прошла.



… Уже и рассвело, и сад затих (призрачные твари попрятались кто куда с первыми лучами солнца — но как мне теперь тут ночами спать?!), а дворфы все не уходили — перемигивались и вздыхали, допивая пятый кофейник. Наконец, Лютый решился, прокашлялся и признался:

— Ты на нас зла не держи. Мы знали, что Ярила дом родне завещала, а с другой стороны… с другой стороны, она нас вроде как хранителями назначила в свое отсутствие. А как хранить-защищать, коли имущество чужое? В общем, Стылый сам подсуетился: кому на лапу дал, кому намекнул… в конторе градоустроительной несколько Дивных, кому Ярила помогла… короче, мы уже и взнос сделали на покупку дома и земли. А тут ты. Мы без претензий, Вещей Девы слово для нас — закон, а вот Хмурый больше всех заплатил.

— Понятно, — сдержанно сказала я. — Спасибо за признание. Я отсюда никуда не уеду. Если нужно будет, — я посмотрела на дверь в сад и поежилась, — стану и воду… добывать. Вдруг Источник того этого… распечатался, — подумала и нерешительно добавила, — чувствую, что так и есть.



Глава 9

Глава 9

Елисей лежал на спине и думал. Сон не шел. В окно бросала серебристые отсветы сетка над окном. И вроде есть она, сеть серебряная, а на душе как-то… неспокойно. Есе вспоминалась тварь на крыше клуба. Разумеется, он ни единому слову мруна не поверил, да и не мрун то был — сама Навь с ведьмаком заговорила, сподобился Еся, как говорится.


Лебедь Черная… жуть какая. Вот и свяжись с навьими. Не ошиблась, значит, Клара. Елисей негромко выругался. Ну вот, опять вспомнил. Сейчас и другие воспоминания в голову полезут: глаза Клары, взгляды ее, которыми она смотрела на Есю в день свадьбы: благодарный (чувствуя ответственность за ее невзгоды, он дал ей небольшое «приданое») и виноватый.

Тот взгляд, которым она смотрела на суженого своего, ведуна, Еся тоже помнил. Каждый раз зарекался думать о бывшей возлюбленной, а голова не слушалась. Ведьмак лежал и ждал приступа тоски, глядя в потолок. А тоска… не пришла. Еся с удивлением прислушался к себе. И взгляд помнит, и фигурку девичью в расшитом красной нитью платье у алтаря, а не болит душа, как раньше! Выздоровел, значит, пережил. Старшина Толли Сагус, которому Елисей однажды разболтал все доверчиво, напившись тролльей браги (Толли вызвал его на разговор, когда Еся совсем разбарагозился от тоски), так тогда и сказал: пройдет, забудется.

Интересно, Беляна не от любви ли в город бежала? Иначе как объяснить, что она к Есе совсем равнодушна. Полмесяца миновало. Хоть бы раз с интересом посмотрела, скокетничала. Или насмешничает, или злится. В последние дни злилась, за рис для Иззы и так… за мелочевку разную. Ходила почему-то по саду, под ветки заглядывала, к ночи совсем разнервничалась, даже Изе за болтовню влетело. Вытолкала ведьмака и лепрекона еще до наступления темноты, Еся даже медку поесть не успел в подвале.

Не дело это, в доме кваситься, нужно Беляну куда-нибудь отвести — подкинуть журналистам пищу для светской хроники. Скоро, должно быть, и кто-нибудь из драконов пожалует проверить, как идут дела с ухаживанием. С другой стороны, как же неохота выбираться из уютного домишки Белль и тащиться в людные места! Елисей, кажись, к такой жизни привык: поработал, поел, поспал, поболтал, Изю подоставал. Раньше сказал бы кто, что ему такая рутина монотонная по душе придется — не поверил бы. Стареет ведьмак, не иначе.

Елисей начал засыпать. И тут, как это часто бывает, в минуту погружения в навью зыбь, как раньше люди называли сон, в память ринулось: «А ты меня выслушаеш-ш-шь?» Еся распахнул глаза, уставился на отражение серебряной сети на потолке. «А ТЫ?». Сказано было так, словно мрун перед тем говорил с кем-то еще. И этот кто-то слушать нечисть не захотел.



…Утром позвонил отец. Как Еся и ожидал, принялся чехвостить сына за то, что тот засиделся в доме «невесты», никуда ее не водит, заставляет репортеров у калитки впустую жрать свой подлый хлеб.

— Да пойдем мы, пойдем! — раздраженно проговорил Еся. В глаза бросилась свежая газета на тумбочке. — Не знаю… в театр, наверное. А ты «Вестника» утреннего читал?

Отец не читал. В свежем выпуске на весь разворот красовалась статья репортера, которого Елисей выдернул из-под когтей мруна. «Возрождение ведьмачества! Былые герои Сильверграда снова в строю?» Репортер проникся: расписал, как храбро Еся себя вел в клубе, как спасал «паникующую массу». Опять же, про личный пример подрастающему поколению упомянул. И фотографии были: испуганная Беляна выглядывает из-за плеча «возродителя былой славы ведь-магов».

Роман Евстафьевич прочитал статью, вполголоса бубня в трубку, повеселел, смягчился, заявил, что слухи о храбрости Еси весьма преувеличены, но это им на руку. Признался, что чувствует на себе внимание мэра. Не то благосклонное, не то с подозрительным прищуром. Пробасил:

— Ты, Еська, знаешь ведь, в Ратуше у меня недоброжелателей много, небось напели Стронцику про твои былые шалости. Не подставь меня, сын. На полигон пойдешь еще тренироваться?

— Пойду, — сказал Еся.

— Не тишком только. Журналюг возьми, тварь какую порыкучее заруби. Нужно больше прессы. И кстати, Морановы скоро презентацию устраивают, в «Зеркальном Дворце». Возьми Беляну и появись там. С Марьей все равно ничего не выйдет, к Зоре присмотрись. Но только осторожно. Там и драконы будут.

Елисей напрягся, пробормотал, думая о своем:

— Хорошо, как скажешь.

Отец только крякнул удивленно, не встретив сопротивления. Еся проговорил требовательно:

— Беляне телефон проведи. Сегодня.

— Дополнительные расходы, — пробурчал отец. — Девка ушлая, разоримся мы с ней. Ладно, ладно, понимаю, связь нужна.

Когда Елисей явился в дом, рабочие уже заканчивали прокладку телефонного кабеля. Беляна, кажется, радовалась, и у Еси почему-то тоже поднялось настроение. Дворф Клятый, торговец из художественной лавки, привел свою малолетнюю «банду». Дворфики торжественно вручили Белке подарок: старинные каминные часы с нимфами. Малышня очень обрадовалась ведьмаку: пока Белка и Клятый шушукались о чем-то на кухне, принялась таскаться за ним и канючить, чтобы покатал.

Но Есе было не до того, и сообщил на ушко младшенькому дворфику, что дядя Изя умеет показывать фокусы. Елисей наблюдал за Беляной. Чем темнее становилось, тем больше Белль нервничала. Когда Клятый и малыши ушли, подошла к Есе и, теребя пальцами край фартука, спросила:

— Ты ведь ведьмак?

— Заметила, да? — Елисей комично округлил глаза. — И года не прошло.

Белка дернула плечом. Из-под кофточки вылезла тонкая бретелька с шелковым бантиком. Еся сглотнул. Не услышал даже, что сказала Беляна. Он даже руку придержал, которая тянулась потянуть за ленту на бантике. Что она там держит, под кофточкой, эта лента?

— Оглох? — недовольно спросила Беляна.

— А? — отозвался Еся.

— Раз ты ведьмак, значит, можешь на нечисть воздействовать? Поймать… к примеру.

— Могу. На том и стоим, — недоуменно проговорил Елисей.

— Поймай мне его! — вдруг взмолилась Белль, приложив руки к груди и сделав несчастные глаза.

— Не знаю, о чем ты, но я задарма ничего делать не буду, — быстро сориентировался Елисей.

— Я даже не сказала, кого поймать!

— Вот именно. Я от тебя ничего хорошего не жду.

— Там ничего сложного! Он не страшный! Я его подержу, а ты…

— Пирог с мясом, большой, — сказал Еся, с трудом отрывая взгляд от бантика. Если он сейчас попросит то, о чем думает, то точно по морде схлопочет. Он же не мальчик, чтобы девочкам бантики развязывать, особенно на нижнем белье, а не в косах.

— Договорились! На! — просиявшая Белль протянула ему… строительный ломик.



… Еся сидел рядом с Белкой на камне, а мысли были о том, что он продешевил. Ох, как продешевил! Вроде и тишина вокруг, и приятным ветерком голову непутевую овевает, а внутри растет нехорошее подозрение. А с другой стороны, что-то по венам гуляет, будоражит. Наверное, это и есть удаль молодецкая. Или то злодющие сильверградские комары присосались, яду в кровь напрыскали анестезирующего, мутанты магические, опять все ноги в шишках будут.

— И чё? — спросил Еся, почесываясь.